Ассоциация Движений Анархистов

(Тверь, 5-7 сентября 1997 года)

(К сожалению, не была произведена полная запись съезда. Так, не представлен рассказ питерской делегации о своей деятельности, не всегда полно отражено обсуждение резолюций. Из-за технического несовершенства аппаратуры, многие места в записи просто не разобрать, они отмечены многоточиями. С другой стороны, заседание в пятницу носило по большей части подготовительный характер, значительную его часть заняла полемика, не относящаяся к повестке дня съезда. Она то представлена как раз достаточно подробно — редактор сайта).

Леонтий Лученко (Альянс Казанских Анархистов, АДА): …Алфавит буквенный должен пройти от А до Я, так вот, эти от А до Я идут в любом пути, но не в том, в каком нам надо. В противоположную сторону. Ты будешь писать «анархия», а получишь «государство». Ты будешь в Совете заседать, местного органа власти, или более высокого — ты будешь усиливать этот институт власти. Ты сам участвуешь для того, чтобы государство лучше работало, лучше воспроизводило самого себя.

Станислав Польшин (Национал-Анархистское Движение России, Тверь, гость съезда): Вы сейчас очень догматично понимаете это состояние этой власти. Действительно, до сих пор было так, что 77 лет только усиливалась власть, то есть до какого-то периода усиливалась — сталинизм и прочее, а потом стала распадаться.

Лученко: Почему догматично? Я на себе испытал, что такое кандидат в депутаты. Я на себе испытал, что такое комсомольский вожак. Это через личный опыт, я не смотрю даже на тех, кто в других городах что делал. Я знаю, что когда ты становишься кандидатом в депутаты, ты становишься проституткой. Тебя выбирают по тому набору, который ты можешь предложить. Вот и все. А что ты можешь предложить — только то, что требуют массы. А что требуют массы?

Петр Рауш (Питерская Лига Анархистов, АДА): Само определение анархизма как политического направления оно именно и произошло тогда, сам термин прозвучал именно тогда, когда люди заявили, что они не будут участвовать никогда, ни при каких условиях во всех этих избирательных манипуляциях. Вот с этого, собственно говоря, и началось.

Лученко: Вот это и называется анархия — отрицание власти.

Рауш: Потому что, а как еще?

Польшин: Это одно из пониманий.

Илья Смоляк (НАДР, Тверь, гость съезда): Он хочет подвести вас к мысли о механизме, как анархия восторжествует.

Рауш: Где? Везде она не восторжествует, по всей видимости. Хотя тут есть разные мнения, конечно на этот счет.

Лученко: Но тут не все представлены анархисты, можно услышать массу мнений.

Рауш: Вот когда приедут из Москвы КРАСовцы, они могут излагать версию насчет того, как везде. С моей точки зрения, везде она не может восторжествовать. Другое дело, что в наших отношениях, отношениях между собой она вот только и может быть. Я просто понимаю, что есть два уровня. Один уровень — это собственно анархия, а другой уровень — это ликвидация всех этих казенных институтов, всей этой государственной системы как таковой. Это две проблемы. С одной стороны мы для себя должны создать анархические отношения, и должны жить так, и мы так и живем уже. Только другое дело, что нам мешают. А с другой стороны мы должны убрать ту систему, которая постоянно в любом случае будет над нами висеть, и будет нас заставлять, пока она есть. Ее надо убрать.

Лученко: Свобода сама предполагает по себе свободный выбор. Свобода не в том, что ты вот, о, достиг свободы; о, солнышко выглянуло — вот это и есть свобода… Нет, это есть, что ты движешься, делаешь, суетишься ничтоже…

Польшин: Так получается, что одиночкам-анархистам противостоит мощнейшая система, машина организационная.

Рауш: Да она даже не анархистам противостоит, она просто народ давит. Мы — частный случай, она нас ни за что считает.

Польшин: Мы никогда к победе не придем с таким подходом. Если мы не противопоставим этой машине свою…

Рауш: Свою машину?!! Это — большевизм!

Польшин: Дело в том, что большевизм, между прочим, примерно был одинаковым направлением с анархизмом. Большевизм — это понятно, это — сектантство.

Рауш: Принципиальная разница между большевиками и анархистами именно в этом и заключается. Что нужна своя машина подавления, которая будет гнать людей в нужном нам направлении, или такой машины не должно быть в принципе вообще.

Польшин: В определенных красных теориях было правильное направление, что коммунизм является благой целью, конечной целью светлого будущего…

Рауш: Для кого?! Люди разные. Для кого-то является, для кого-то не является. Мы же не можем всех гнать под одну гребенку!

Польшин: Предполагается, что возможно общество идти к эволюции, к прогрессу именно через такие идеалы. Через идеалы, например, когда человек человеку волк, невозможно придти к прогрессу.

Рауш: А я вообще не верю в прогресс. Что такое прогресс вообще? Для кого прогресс?

Польшин: Вы сейчас пользуетесь всеми благами прогресса, а сами не верите в прогресс.

Рауш: Ну, знаете, какими благами прогресса я пользуюсь? Милицией?

Польшин: Хотя бы то, что разговариваем — это уже прогресс. Может быть, две тысячи лет назад один лексикон…

Рауш: Две тысячи лет назад люди разговаривали…

Польшин: Четыре тысячи лет назад — другой лексикон. Возьмем десять тысяч лет назад. Может быть была только членораздельная речь.

Рауш: Десять тысяч лет назад, допустим, атомной бомбы не было, не было угрозы уничтожения человечества, не было мировых войн, не было Сталина…

Польшин: Но тогда была повсеместная резня.

Рауш: Извините, извините! Никакой такой резни, которая была в двадцатом веке, ни в одном веке до этого не было. Таких проблем, как сейчас человечество себе создало, никогда раньше не было. Это не прогресс, это труба. Мы приехали. Может быть, нам двадцать лет осталось жить, а вы говорите — прогресс…

Польшин: Наша цель — скорректировать этот прогресс, чтобы он был на благо.

Рауш: Да это не прогресс. На благо кого? Разные люди. У разных людей разные цели. Мы не можем все человечество куда-то направить по какому-то пути, который нам представляется правильным. Они этим занимаются, да. Ельцину представляется правильным такой путь, Зюганову — такой, Баркашову — такой. Они вот хотят направить все человечество, или всю страну, допустим, всю Россию. А мы имеем ввиду, что если в России 150 миллионов человек живет, то понятно, что если 150 миллионов, то одного правильного пути не может быть. Люди разные, разного хотят, разные ценности, разные задачи. Одному коммунизм нужен, другому капитализм нужен, третьему еще чего-то.

Польшин: Здесь мы подошли вплотную к научности этих знаний. Мы знаем, что наука на всех частях земного шара одинакова, дважды два четыре — оно и в Африке четыре…

Рауш: Не скажите, не скажите… зависит еще от системы отсчета, от точек исходных, которые берутся. Вы говорите, исходя из той системы, которая привычна для меня и для вас. Есть же другие системы.

Польшин: Но, тем не менее, в подсчете денег население на всем земном шаре везде пользуется одной системой.

Рауш: Да нет! Как раз в подсчете денег одной системой на всем земном шаре никогда никто не пользовался. И знаете, если начнут пользоваться, то это будет просто полный финиш!

Польшин: Мы говорим именно о счете, об арифметике…

Рауш: По разному считают…

Польшин: И об эвклидовой геометрии, например — она везде одинаковая…

Рауш: Да нет в племенах Амазонии никакой эвклидовой геометрии. Они живут там — они не пользуются никакой эвклидовой геометрией. Они иначе это понимают.

Польшин: Они и живут на том уровне…

Рауш: Так, а вы считаете, что это хуже, что ли?

Польшин: А чем это лучше?

Рауш: Я не говорю, что это лучше.

Лученко: А я считаю, что лучше…

Рауш: Понимаете, не надо говорить: лучше — хуже. Одни живут так, другие так, третьи так, и никто не лучше и никто не хуже. Просто по разному живут.

Польшин: По вашему получается идеал — дикая природа.

Рауш: Я не говорю о моих идеалах вообще! Я говорю о том, что каждая группа людей, она имеет традиции свои, имеет привычки свои, имеет обычаи свои. Если мы начнем говорить, что лучше, что хуже — это бред! Потому что то, что для одного лучше, для другого оказывается хуже.

Польшин: Разные группы людей вынуждены бороться за существование.

Рауш: С кем?! С другой группой людей, что ли?

Польшин: Вот вы сейчас сколько можете без еды продержаться? Через два дня вы побежите искать, где бы пожрать.

Рауш: Одно дело — добывать себе средства пропитания, а другое дело — бороться за существование. Это разные вещи. Потому что помимо борьбы за существование у того же самого Кропоткина можно почитать, взаимопомощь, такой момент. Бывает, есть борьба, бывает, нет борьбы. Борьба не фатально заложена. Она возможна, да. Она часто бывает.

Польшин: Одна из сторон.

Рауш: Да, одна из сторон.

Польшин: Но все это в комплексе все равно ведет к тому, что человек вынужден эволюционировать в сторону повышения своего интеллекта.

Рауш: Да не факт! Почему вы думаете, что интеллект сегодняшнего человека он выше, чем интеллект крестьянина в XVII веке. Я вот сильно сомневаюсь, потому что крестьянин XVII века был более адаптирован к жизни.

Польшин: Где же адаптирован? Средний возраст — 30-40 лет для средних веков. Только в начале этого века произошел скачок до 70 лет.

Рауш: Зато представьте: человек живет, он может вести свое хозяйство самостоятельно…

Польшин: При этом он постоянно боится за завтрашний день.

Рауш: А сегодня он не боится? Сегодня он с уверенностью смотрит в завтрашний день? Во времена Сталина с еще большей уверенностью смотрели в завтрашний день.

Польшин: По крайней мере, некоторое время назад смотрели. И люди не боялись за свое будущее.

Рауш: Вот при Брежневе не боялись, допустим. Уверенно себя чувствовали, все нормально, результат — …

Польшин: По крайней мере, массовой гибели не наблюдается, есть еще время изменить это.

Рауш: Понимаете, в чем дело: боится человек, не боится, с уверенностью он смотрит в завтрашний день, или нет — это не показатель. Он может не бояться и смотреть с уверенностью, быть полон оптимизма — а завтра наступит такой момент, когда эта уверенность его сегодняшняя обернется ему же во вред.

Польшин: Так вот, человек должен это предусмотреть, наступление такого момента.

Рауш: Не то что должен, хочет или пытается это сделать, но у него не получается, потому что у него сплошь и рядом пытаясь это предусмотреть, он попадает в зависимость к другому человеку, который оказывается намного хуже, как правило, чем зависимость от природы, либо какие-то другие ошибки допускает.

Польшин: Опять же, вы только на ошибки смотрите. А есть варианты, где человек устраивается неплохо.

Рауш: За счет чего? Допустим, возьмем сегодняшнюю Европу. Голландию, Германию, Штаты возьмем. Вот они, вроде, устроились неплохо. За счет чего? Откуда источники берутся? За счет других людей.

Польшин: Мы как раз должны в России показать пример благополучия для всего земного масштаба. Как можно жить всей земной цивилизацией, не паразитируя на других.

Рауш: Почему только мы в России? В Америке есть такие люди, которые пытаются это самое делать, в Испании есть такие же люди. Но другое дело, что вся Америка, вся Испания и вся Россия никогда не будет этого делать.

Польшин: Да почему не будет?

Рауш: Да потому что большинство людей не такие, большинство людей будучи поставлено перед возможностью где-то проехаться на халяву, оно не откажется.

Польшин: С чего мы начинали — на завтра вводить анархию невозможно, должен быть определенный переходный период.

Рауш: Не в этом дело! Дело в том, что на сегодня можно воплощать идеалы анархии в масштабах, т.е. количество людей, в котором это задействовано, они очень небольшие, наша задача, чтобы мы могли расширить круг своих сторонников, увеличить свои возможности. Но дело в том, что это расширение в любом случае, на мой взгляд, если мы найдем в Питере полмиллиона человек, которые так будут думать, то это уже просто потолок.

Польшин: Мы говорим достаточно об одном и том же. Только я говорю, что сейчас у нас возможностей гораздо меньше, чем если бы мы официально представляли…

Рауш: Если бы мы официально представляли бы, то мы были бы не мы, а часть их. Часть наших врагов. Потому что с таким же успехом…

Польшин: У меня изменятся собственные убеждения, что ли? Если бы я, например, стал бы депутатом, то что, я от этого изменил бы анархии, что ли?

Рауш: Именно тем самым, что вы стали депутатом, вы уже изменяете анархии.

Польшин: Да нет.

Рауш: Если человек служит в охранном отделении и доносит на революционеров. Вот Азеф. Да, он не изменил революции, он убил Плеве, организовал покушение на Сергея Александровича, да?..

Польшин: Вы сейчас вот как втиснули, что он там предает, а если бы он в охранке не предавал, а какие-то сведения, наоборот нам передавал. Мы бы еще большими бы возможностями обладали.

Рауш: Понимаете, в чем дело… Вот в свое время в традиции революционного движения в России участник революционной организации не мог служить в охранке! Просто! Если кто-то служил в охранке, то он не мог входить в состав организации, он мог только помогать организации, сочувствовать ей. А если, допустим, он служил в охранке и это становилось известным революционерам, которые не знали этого, его просто уничтожали физически. Все эти истории с Дегаевыми…

Польшин: Понимаете, большевики, кстати, были представителями гораздо более высоких уровней правительства, причем нелегально.

Рауш: В смысле правительства?

Польшин: Есть имена, фамилии большевиков, которые занимали большие посты в правительстве.

Лученко: Только Малиновский был депутатом Думы.

Рауш: Когда и в каком правительстве имеется ввиду? В царском, что ли?

Польшин: Да!

Рауш: В царском правительстве большевики?!! Это просто бред, извините. Так нельзя говорить. Вы не говорите этого никому. Вас не поймут. Честное слово. Французские социалисты бывали, скажем, в правительстве. Был этот нашумевший казус Мильерана, когда социалист Мильеран счел возможным войти в буржуазное правительство. Что Ленин по этому поводу писал, это можно читать, он не переставая всю свою жизнь и писал до самой смерти насчет участия социалистов в буржуазном правительстве.

Польшин: Не то, что в правительстве, а как агенты большевиков, коммунистов. В целях разведки занимали разные места.

Рауш: Где? Кто?

Польшин: Возьмем тех же разведчиков.

Рауш: А это вы вторую мировую войну будете брать? Какие там места? На должности майора в германской армии? Это совсем другое дело. Мы говорим сейчас не о борьбе между государствами, мы говорим о борьбе против государства со стороны какой бы то ни было, даже не анархической, просто революционной организации.

Польшин: Почему бы не занимать те или иные должности именно для цели борьбы?

Рауш: Потому что сам факт того, что человек занимает должность для революционной организации уже означает определенный переворот (?) для этого человека. Вы же понимаете, что человек, который входит в структуру, в таких структурах решения принимаются определенным образом. Он берет на себя часть ответственности за деятельность этой структуры. Допустим, пошел какой-нибудь человек работать в милицию, или в госбезопасность. Он сообщает нам какие-то вещи, которые происходят в госбезопасности. Мы же не знаем, что он сообщат он там им про нас.

Польшин: Как же, если этот человек наш.

Рауш: А как мы его проверять будем? Пять человек внедрим? Тогда мы уже вообще сольемся с ними.

Польшин: Значит, у нас нет доверия к своим людям?

Рауш: Извините, абсолютного доверия, полного, стопроцентного доверия… Откуда оно может взяться вообще?

Польшин: А если этот человек спас от уничтожения группу из ста человек?

Рауш: Если мы кому-то одному доверяем судьбу ста…

Польшин: Как раз наоборот, без него бы мы не знали, а с этим человеком мы бы узнали.

Рауш: Не узнаете вы никогда… Дело в том, что разведывательно-агентурная работа — это такая довольно хитрая штука. И если мы сейчас об этом будем говорить, то для того, чтобы этим заниматься надо быть специалистом, во всяком случае. Их там учат не просто так. Я не скажу, что я достаточно компетентен для этого. Но совершенно очевидно, что если один человек внедряется куда-то, то доверять на 100% информации, которая от него исходит нельзя. Вся агентурная работа, на самом деле, всегда строится по тому принципу, что идет дубль, идут какие-то …

Польшин: Мы говорим не о доверии, мы говорим о необходимости вводить этого человека туда. Мы говорим, что необходимость такая есть.

Рауш: Нет. Не то, что необходимости такой нет, просто это невозможно.

Польшин: Такие люди спасали, много раз.

Рауш: Когда? Кто?

Польшин: Во все времена.

Александр Плюснин (Питерская лига Анархистов, АДА): Петр Александрович, был такой, служил в III отделении, забыл фамилию.

Рауш: Кто служил в III отделении?

Польшин: Да чего мы далеко идем, сейчас немало агентов в тех же органах, работающих среди всех слоев населения. Они приносят большую пользу — раскрывают преступные банды, мафии всякие…

Рауш: Ну, извините… На мой взгляд, вот эти органы, которые работают среди населения — они являются самой основной преступной бандой, которая именно и подлежит первейшей ликвидации. А вот все остальные так называемые преступные банды — это уже вторично, они менее опасны. Они могут быть даже союзниками нашими в борьбе против этих органов власти. Вы говорите о том, какую пользу приносит государство.

Польшин: Пускай государство…

Рауш: Я исхожу из того, даже если государство в каком-то случае приносит пользу, по большому счету эта польза обходится еще дороже. Потому что бывают такие ситуации, когда сотрудник милиции сделает хорошее дело, поможет людям. Но если милиционер делает хорошее дело, то это особо поганая ситуация, которая у милиционера создает уверенность в том, что он нужен людям, людям кажется, что им нужен милиционер. Получается взаимная зависимость, люди в результате оказываются в положении зависимости от государственной системы. Они подчинены ей, они привязываются к ней через подобные дела. Именно вот этого и не должно быть! Если человек приучается по каждому случаю бежать в милицию, решать проблемы только с помощью милиции, только с помощью власти, только через закон, только через казенные методы — а куда он пойдет? Понятно, что он в этой государственной тюрьме будет сидеть всю жизнь!

Польшин: В конечном итоге оказывается, что каким образом противостоять системе, которая сейчас действует? Каким образом? Не подключаясь, тогда они будут знать больше, чем мы.

Рауш: Почему? Надо создавать свои системы, параллельные системы, независящие от них, не включенные в их систему, не играющие по их правилам, чтобы те правила, которые они устанавливают, на нас не распространялись.

Польшин: Если вы хотите внедрять агентов в ту систему…

Рауш: Мы не хотим внедрять агентов в ту систему.

Польшин: А как же тогда противостоять той системе.

Рауш: Если вы имеете в виду этот частный момент, то мы можем находить среди разложившихся элементов той системы каких-то людей, которые согласны с нами, которые хотят работать вместе с нами. Но если он там служит, той системе, мы не можем на 100% ему доверять, и он не может быть участником нашей группы. Он может быть нашим симпатизантом, он может нас морально поддерживать и может нам что-то сообщать. Мы принимаем это к сведению. Но он не может быть нашим человеком, если он там, по ту сторону баррикад. Пока он там — он не наш. Если он оттуда уйдет — тогда он будет с нами.

Польшин: Но может у него там особо важное задание.

Рауш: Не может такого быть просто! Понимаете, человек, который уже что-то делал реально, человек, который заслуживает нашего доверия, который проявил себя как противник этой системы, как борец против этой системы, который какой-то ущерб этой системе уже нанес. Если такой человек есть, которому мы можем доверять, то очевидно, что этот человек у них там уже известен тоже. У них то возможности какие.

Польшин: Может неизвестен.

Рауш: Как неизвестен?! Если они принимают человека на работу, на ответственный пост, где через него проходит какая-то информация, они должны сначала предварительно человека проверить сами от и до. И у них возможностей для проверки с нами сравнивать не приходится. Если к нам приходит новый человек — мы не знаем ничего, и мы не проверяем у него ни досье, ни запросов никаких не посылаем. У них система слежки есть. И поэтому, если мы пытаемся внедрить к ним, если мы даже будем его как-то проверять у себя, то надо исходить из того предположения, что они его проверить могут лучше. Мы так не внедрим просто, понимаете. А если мы будем первого встречного внедрять, просто вот человек появился: нормальный, хороший мальчик, все хорошо, он ничего такого не делал. Вот мы с ним поговорили, он сказал: «Да, ребята, все нормально, я вам сочувствую всегда. А где у нас подтверждения материальные, что он наш человек? Ну, пошел он туда работать в органы, ну, взяли его. Так а мы то можем ему доверять? Это очень сложно все. Чисто логически не получается.

Польшин: Мы обсуждаем каким образом защитить идеалы свободы.

Рауш: Я бы сказал не идеалы свободы защищать, а каким образом нам защищать свои интересы, притом, что мы не хотим паразитировать на других людях и как нам помочь другим людям, которые тоже не хотят паразитировать, защитить им свои интересы. Вот так, не в идеалах дело, а реальных вещах. Потому что идеалы — они могут быть у людей какие угодно, а вот именно интересы, наверное. Когда реальные интересы, когда достоинство человеческое унижается, то надо пытаться давать отпор.

Польшин: Как Махно в свое время защищался.

Рауш: Это другая была ситуация.

Польшин: Ситуация какая ни была бы, нам нужно быть готовыми…

Рауш: Готовиться надо, если дойдет — так дойдет, но пока — не видно. Потому что тогда ведь все с войны начиналось, тогда именно эти люди, которые массами начали с фронта уходить, с оружием в руках они шли с фронта. Они приходили, помещиков выносили, забирали все и работали. Вот это была база. А где сейчас у нас вооруженный народ, который массами приходит откуда-то там, с какого-то фронта, пришел, хозяев с завода выгнал, взял завод, поставил, начали работать, будучи на заводе вооруженными рабочими. Нету же такого.

Польшин: Вопрос так остро нет смысла сейчас ставить, но все равно надо быть готовым.

Рауш: Да.

Польшин: Какие-то связи, какая-то пропаганда…

Рауш: Вот это мы собственно и отрабатываем. На съездах это и отрабатывается. Связь, пропаганда, взаимодействие.

Польшин: Всякие эти партии по своему проводят мероприятия. ЛДПР в Новгородской области есть такой марш, агитпоезд ездил по областям и везде агитировал, может быть, есть смысл нам провести какую-то пропаганду в какой-то области или по областям.

Эдуард Загорский (Питерская Лига Анархистов, АДА): Но мы на выборы не выбираемся…

Рауш: Нет, не в выборах дело.

Загорский: Потому что пропаганда должна быть постоянная.

Рауш: Нет, в данном случае могут быть какие-то одноразовые акции, сквозной рейд — это можно, но для этого средства нужны…

Польшин: О чем и речь, может быть стоит мобилизовать всех представителей со всех организаций со всей России, СНГ…

Рауш: Нечего мобилизовывать. Понимаете, просто нечего, просто ноль.

Польшин: Я не верю.

Рауш: Напрасно вы в это не верите. Просто все сидят на нулях.

Польшин: Не так уж много надо средств: пара автобусов, пускай подержанных.

Рауш: Видите, средств на самом деле вообще никаких нет. Просто. Нет средств, чтобы нам доехать обратно до Питера. Нам просто придется ехать по трассе или на собаках.

Польшин: Значит, совсем наши дела плохие…

Рауш: Совсем. Нет, не совсем еще, я могу сказать, что чем дальше, тем хуже. Потому что раньше они были немножко лучше, а по мере того, как сейчас вот тот период буржуазной революции закончился, по мере того, как сегодняшняя государственная система усиливается, укрепляется наши дела становятся все хуже и хуже. Это просто очевидно. Никаких иллюзий по этому поводу просто нет.

Польшин: Тогда можно сделать на базе какого-нибудь села или заброшенной деревни…

Рауш: Это пытаемся.

Польшин: Какую-нибудь коммуну такую…

Рауш: Пытаемся.

Лученко: Петр Александрович, это же дача! Мещанская пошлая обывательская дача!

Рауш: Да нет, это может быть партизанская база.

Лученко: Коммуна — это в принципе дача.

Рауш: Дача — это то, что вам дали. То, что вы взяли, это — взяча.

Лученко: Какая разница! Все равно: «Дочка, дачка, тишь да гладь, кому садик я садила, кому буду поливать».

Рауш: Это все мелочи…

Польшин: … заниматься коммерцией.

Рауш: Я знаю один случай, когда человек, занявшийся бизнесом, от анархизма не отошел. И знаю, по крайней мере, шесть случаев, когда люди, занявшись коммерцией, просто поставили на всем движении крест. Понимаете, потому что бизнес требует энергии… Потому что какие-то гроши нам подкидывают ребята из-за бугра. Но у этих рябят за бугром положение тоже очень даже не ах. Потому что по сравнению что подкидывается из-за бугра правительству… Понятно, что по сравнению с нами они имеют что-то, а по сравнению с западными правительствами они имеют просто гроши. Еще. Как они там на Западе зарабатывают: они там концерты устраивают, какие-то рок-команды играют музыку. У нас, на самом деле таким образом делать сборы очень сложно. Потому что если это совершенно выдержанная, правильная идейная музыка, то она, как правило, не очень высокого уровня и больших тусовок она не собирает, люди приходят без денег …

(конец стороны кассеты).

Игорь Мангазеев (Тверь, АДА): Я приветствую на тверской земле всех наших братьев-анархистов, которые приехали сюда. Очень приятно, что десятый, юбилейный съезд именно здесь проводится. Прекрасно, я могу пока зачитать приветствия, как это обычно делается перед началом от организаций, если таковые есть. Из Дмитрова большой огромный привет от Ромуальда Федоровича Хохлова…

Лученко: Жив курилка…

Мангазеев: Да, от местоблюстителя, как я его называю, музея Кропоткина. Он там сидит, все это блюдет четко, но он не приехал в связи с тем, что у них День города был в прошлую субботу, и у него там масса работы возникла. Он всем, каждому из нас передает огромный привет. И второе приветствие поступило от Вячеслава Ященко, из Саратовской области, из поселка Клетский…

Лученко: Увидеть бы его живьем.

Мангазеев: Да, он интереснейшие вещи присылает сюда, свою декларацию. На мой взгляд, очень интересные. Я могу сейчас зачитать. Довольно объемная декларация.

Реплика: Потом, потом.

Мангазеев: «К сожалению, с финансами туго настолько, что даже до Москвы добраться нет никакой возможности. Каждому передает привет. Знай наших! Анархия матер ординест эст! (Анархия — мать порядка!)».

Мангазеев: Я считаю, что главный мотор всех наших действий в отношении организационном все-таки принадлежит Петру Александровичу. Хорошо бы послушать, как бы он …

Лученко: Передаешь слово, короче.

Алаверды.

Мангазеев: Передаю слово Петру, алаверды.

Рауш: Вождизм опять голимый. Ведущий какой-то нужен, с минимальными функциями.

Мангазеев: Ведущего на сегодня, или ведущего вообще?

Рауш: А сегодня может быть даже не надо. Сейчас нас не так много, можно дискуссии без всяких ведущих проводить, с чем мы сюда приехали. Видимо, как обычно бывает, надо просто, чтобы каждая группа, каждый приехавший рассказал о своей деятельности. Сообщения с мест. Видимо, это завтра будет в первой половине дня и это займет четверть времени. Потом, с чем мы сюда приехали. У нас есть проекты четырех документов, два из них было согласовано на Конференции: один документ об отношении к неанархическим организациям — резолюция, другой документ — это обращение к казакам. И еще два документа по личной инициативе Саши Майшева, это такая общая глобальная резолюция о самых основных проблемах движения, о деньгах и многом чего еще, о чем здесь уже сегодня говорили, но просто по этому поводу есть бумажный текст, который нужно смотреть и, видимо, править. И четвертый документ — это проект обращения Александра Степановича Дембицкого к китайским анархистам, к гонконгским анархистам в связи с присоединением Гонконга к Китаю. Проблема имеет место быть, потому что в Гонконге анархисты были, и как там сейчас там с ними дело обстоит — это дело темное, может быть, это не самый актуальный вопрос для нас, для наших внутренних дел, но я думаю, что это стоило бы принять. Это важно, смешного тут мало. Им там, наверное, очень кисло приходится.

Лученко: Я хочу спросить, это тот, который говорил о переименовании Шпицбергена, он?

Рауш: Да-да-да.

Лученко: Мужик! Мужик!!!

Рауш: Вот. Четыре бумаги. По неанархическим организациям, по казакам, по Китаю и общая резолюция. Еще у нас были такие всякие мелкие частные моменты по поводу наших внутренних организационных разногласий, претензий между собой. Такие частные вопросы, как вопросы санкционированности митингов, история с первомайским митингом в Москве, санкционированный который проводился…

Люди, которые у нас в течение года отсутствовали, видимо надо в соответствии с нашим Оргсоглашением провести ревизию наших списков. И потом, может быть, железногорская организация, которая собиралась вступать к нам как организация.

Мангазеев: А кооптировать нельзя их?

Рауш: Для этого надо, чтобы другие организации не возражали.

Мангазеев: … в связи с этим Слава сел на четыре года, и у нас получилась целая серия, раскручивают уголовные дела. Почему у нас, конечно, не у нас. Та правая часть, которая пошла за Славиком Хазовым, в ЛДПР ушли и такая ситуация, что даже один из бывших его соратников (он заменил Славу Хазова на посту координатора), это бывший прокурор Московского района, полковник юстиции, раскручивающий дело, подобное делу Гдляна и Иванова в Ташкенте, он застрелился, якобы. А может, его убили. В его трупе обнаружили семь ранений. Это уже четвертое примерно дело.

Польшин: Прокурор тоже анархистом стал?

Мангазеев: Нет, он не анархист, он был соратником Славы Хазова в ЛДПР. Слава принимал по определенным …, что соответствовало его установкам, и психологическим, и понятийным. И эту организацию сейчас трясет страшно: уже трое сели и один застрелившийся полковник, поэтому все, что было связано со Славой, оно куда-то провалилось очень глубоко и не проявляет себя никак. Андрей Мэйден ударился совершенно в религию, поет на клиросе, и его ребята (андеграунд) … такая у нас ситуация сложилась. Слава сидит недалеко, ему очень сложно. Для Зиновьева, его идейного соратника, потом Слава с ним разругался, дали 12 лет за убийство старика. И, как я понимаю, Славу ждут на зоне, чтобы, грубо говоря, прирезать, разобраться с ним. Потому что считается, что тот человек…

В повестку я предложил бы внести концепцию Вячеслава Ященко о неоанархизме.

Рауш: …попытаться сейчас это все обозначить…

Лученко: … Я скажу вам почему — потому что выбор нового места съезда, это будет скомкано и не нужно этим подытоживать. Надо все это организационное, те, кто был, кадровый списочный состав, где в следующий раз собираться, сделать сразу — решить и убрать в сторону. Все остальное время идет резолюционная тема. Что решить это со свежими мозгами — и в сторону.

Рауш: Организационный такой момент, я думал по этому поводу, и ничего не придумал, на самом деле путного. Т.е. лучше сначала сообщения с мест заслушать, или лучше сначала все эти организационные тонкости утрясти.

Голоса: Сообщения с мест, сообщения с мест.

Лученко: Кто как жил, кто чем дышит, кто чего слышал.

Рауш: Потому что может случиться такое, что люди, которые сейчас нигде не числятся и не входят в состав организации, они что, сообщения с мест тоже будут давать. Но они будут давать в каком-то другом качестве?

Александр Ермаков (Питерская Лига Анархистов, АДА): А может, не будем делать разницы? Нас не так много…

Рауш: Понятно, в общем-то разницу надо делать.

На мой взгляд очень важно именно вот это вот, кто и в какой степени во всем этом участвует. Человек пришел к нам, выступил, он, может быть, очень хороший человек и очень замечательные могут быть отношения, но постоянной работы с ним не будет. А вот этот вопрос, чтобы работа была постоянная — его надо решать.

Елена Шендера (Питерская Лига Анархистов, АДА): После сообщений.

Рауш: Тогда после сообщений с мест сразу организационные пункты.

Лученко: Бумажки — это не главное, в смысле, количество. Главное, чтобы качество было, тем более я Питеру доверяю.

Олег Ролдугин (Липецкая группа АДА): Две недели назад в Киеве погиб анархист Ищенко. По глупому, как всегда — просто наступил на оголенный провод. Во Львове официально вынесли соболезнования.

Лученко: Ты был во Львове, да?

Ролдугин: Да.

Лученко: По ходу дела про Львов расскажешь, да?

Ролдугин: И второй вопрос, это где-то через полтора месяца в Лионе будет проходить VI Конгресс Интернационала Анархо-Федераций. Он очень редко проходит. Перед этим предыдущий был в 1990 году. Я хочу поставить вопрос о возможности присоединения АДА к Интернационалу.

Рауш: Очень интересно. Это, видимо, не к тому Интернационалу, не к A.I.T., а IFA?

Оживление в зале.

Рауш: Я читал их документы, документы очень приличные.

Плюснин: …в «Наперекоре» про этого чеха, которого хотят посадить, его фамилия Ёж, или Еж.

Ролдугин: А его посадили.

Плюснин: Посадили?

Реплика: Нет.

Плюснин: Выпустили?

Ролдугин: Информация еще свежая. Даже во Львове ставился вопрос о координации действий, т.е. пикеты перед посольствами и консульствами. Это надо связаться через Москву, через Дамье скорее всего, потому что они там договаривались.

Лученко: Подлец, не приехал…

Плюснин: Давайте это в повестку дня включим, может Москва приедет еще.

Ермаков: Сетка, информационный обмен…

Рауш: С сеткой очень сложно. Я думаю, что если взять вопрос «Взаимные претензии», то сетка туда и попадет.

Ермаков: По-моему, это надо в общий информационный обмен ставить.

Ролдугин: Сетка, по-моему не надо.

Рауш: Олег, если мы … эту сетку, то единственный контакт, который с вами был, он просто разорвется.

Ролдугин: А у меня тоже единственный контакт с Питером.

Рауш: Ну вот! Понимаете, просто надо чем-то ее дополнить. Чем?

Шендера: Казанью.

Рауш: Потому что вы же звоните. Если ваши хаотические звонки привести в какой-то регулярный вид, то это уже будет сетка из 3 городов.

Шендера: Раз в месяц мы вам, а раз в месяц вы нам.

Лученко: Но мы чаще звоним.

Рауш: Сейчас я прочитаю все, что накидано:

Сообщения с мест. Плюс место проведения съезда. Организационные вопросы. Четыре бумаги из Питера. Соболезнования Ищенко. Вопрос о VI Конгрессе Интернационала в Лионе. Потом вопрос по сидящему чеху и вопрос о взаимных претензиях.

Ермаков: Что, закончить съезд претензиями?!

Рауш: Нет, сейчас надо построить на чем закончить.

Давайте после чеха Ященко. Игорь Александрович, тогда Ященко после чеха…

(конец кассеты)

Илья Романов (Московский Клуб Анархистов, АДА): …были и сейчас есть три не то, чтобы организации, а тусовки, более-менее большие, сложившиеся анархические. То есть исторически «четверговцы» были, можно так назвать. «Муравинский четверг» и там же редакция «Наперекора». Это, в общем-то, одно и то же. Вот, Лора если приедет, то она расскажет, чего они там делают. Но у них в основном семинары вот эти вот четверговские, они сейчас летом перестали проходить, и издание «Наперекор». Потом краеведы были еще, но это тоже про них лучше расскажут сами они, потому что у них концепции такие сложные. Еще «Хранители». Была тусовка, которую все считают за «Хранителей Радуги», но там уже давно никто «хранителями» называться не хотел, кроме двух человек: Кучинского и Тупикина.

Реплика: На самом деле тусовка большая сейчас.

Романов: Не, там были еще «тупикинцы», это они как раз и есть, наверное, настоящие «хранители».

Лариса Щипцова (Московский Клуб Анархистов, АДА): Но там было много неанархистов. Анархистов там только двое и было: Тупикин и Кучинский.

Романов: Причем ничем кроме экологии не занимались люди. Кроме Кучинского, который в общем-то еще занимался автономизмом так называемым, а именно он периодически пытался основывать сквоты то здесь, то там. Вначале в сквот на Остоженку затесались «Хранители», там к хипам и сектантам разным.

Щипцова: Ты путаешь все в одну кучу. Правда, это все события двухгодичной давности. Вкратце можно так сказать, что сначала были очень большие проблемы с помещением. «Хранители Радуги», анархисты — все это считалось одной…

Романов: Тусовкой одной считалось.

Щипцова: Хотя внутри «хранители» себя разделяли. Сначала произошло слияние Культурного центра «А», когда он накрылся интересным местом с клубом Джерри Рубина. Произошло это вот слияние двух клубов. И так как у клуба было два помещения, второе вначале хотели сдавать «хранителям», потом как-то … И стали мы очень интенсивно искать помещение. И по случайности нам говорят: а вы сходите на сквот, на Беса, знаменитый сквот, существовал он десять лет в Москве, метро «Маяковская». И как-то мы туда зашли, так, совершенно на шару, погоняли всякие телеги. Просто пытались там на шару вписаться, чтобы проводить собрания. Потому что народу много, собираться негде, зима еще…

Романов: Вообще сложно сказать сколько народу.

Щипцова: Можно и пятьдесят было нагнать. Вот, я помню, у президентской администрации была акция.

Романов: Но это было давно.

Щипцова: А ВСМовская в феврале…

Романов: Смотря какие акции. Можно собрать разное количество народу. Например, человек двадцать собрать на какое-нибудь мероприятие, даже радикальное можно сейчас.

Щипцова: Хранительное, не анархическое.

Романов: На некоторые анархические можно столько же собрать. 15 по любому. Смотря какие мероприятия. Например, 15 человек мы собрали на драку со скинами, 20 человек на бросание помидоров в Зюганова, такие вещи, которые достаточно не каждый мог бы пойти.

Щипцова: Знали бы они, чем бросание кончится — не пошли бы.

Реплика: Расскажите об этой акции.

Щипцова: Сейчас я со сквотом этим закончу. Чем там с автономизмом. Короче, кто пошел на эти Беса разговор вести, это были мы с Кучинским на пару. Пришли, телеги затолкали, они говорят: нет ребята, у нас тут все забито. Типа, была съемочная площадка, все бумаги, знаменитый такой режиссер есть, у него там была съемочная площадка, бумажки от Союза Кинематографистов. И они говорят, сейчас вот новый сквот делает один американец. Вот вы туда, типа, сходите. Там, наверное, помощь нужна, молодой сквот. Мы пришли, и Макс так сразу, он фишку сечет, он сразу книжку…, мы с прессой можем работать,…. Он показал все возможности «Хранителей Радуги». Сквот был достаточно дружный, там жили разные хипы, художники. Х… сказал, да, в принципе, нормально. Уживемся. Всего было четыре квартиры, две его, одна для хипов, и в той еще жили беженцы. И он сказал, вы можете собираться. Вот такие дела. Вот так вот начался этот автономизм, который печально закончился. Но мы помогли им очень здорово с ремонтом. Это был молодой в то время сквот, мы помогли и … разобрать, и паркет положить. А потом нам вменялось в вину, что мы пришли на халяву…

Вот. Во что в конце концов все это вылилось. Ну, хипы есть хипы. Крыша у них съехала. Этим очень хорошо воспользовались сектанты. Потому что в Москве большой рост всех этих тусовок. В конце концов, приехал один, потом другой, повыгоняли они всех этих хипей-художников, тусовщиков, и начали там конкретно свои проработки. А у них еще и с нациками какие-то связи, с НБП. Они хотели вписать туда эти арийские мистические ритуалы. Там был очень серьезный конфликт. Доходило до того, что с дубиной друг на друга ходили. Вот такие вот дела.

Романов: Тут нельзя сказать, что это был некий такой автономизм. Зародыш…

Щипцова: Зародыш был сначала, первые полгода.

Романов: Там хотя никаких мероприятий особенно в общем-то и не было последнее время, но это центр был такой действительно, который жизнь поддерживал.

Щипцова: Пока там этим Х… занимался…Концерты… Там просто народ разный приходил. Были люди, которые в хранительское движение входили, какое-то время участвовали в акциях.

Романов: Да, участвовали. Дело в том, что очень выгодное географически место, оно позволяло держать под контролем некоторые важные, скажем так, участки Москвы. Там Арбат в двадцати минутах ходьбы, поэтому там постоянно кто-нибудь тусуется на Арбате, придет с Арбата, и мы знали, поскольку Арбат — это такое место, которое и скины тоже пытаются взять под свой контроль. Нам примерно известно, какова ситуация на Арбате и оттуда пытались проводить мероприятия по противодействию скинам.

Щипцова: Вообще, мы по центру города действуем: Москва очень большая, если что проводить, то только в центре. Сквот он очень помогал нам.

Романов: Там недалеко Нескучный сад. Были связи с местным комитетом «Нескучный сад». В Нескучном саду вырубили часть деревьев, тоя он является каким-то памятником культуры, и строят там дома для новых русских.

Щипцова: Так они ничего не смогли построить.

Романов: Там местные жители очень этому противятся и с ними тоже были связи и там постоянно акции какие-нибудь проводили против стройки. Вначале занимали территорию площадки местные жители и хранители вместе с ними ходили. Потом как-то это все пошло на убыль. И тогда у них просто техника горела регулярно.

Щипцова: Возьмет, да сгорит! Через месяцок опять возьмет, да сгорит!

Романов: У них один подъемный кран сгоревший, его стоимость, мне говорили, 50 миллионов рублей. Поэтому можно посчитать. Нескучный сад — это такое место, это тусовка толкиенистов. Там каждый четверг толкиенутая игрушка, сейчас не знаю, проходит или нет. А у них собирается до 100 человек. К ним ходил один …, подбил влезть на стойку и провести игру там. На это позвали телевидение даже. Игра была такая, что после ядерной войны цивилизация погибла…

Щипцова: «Хранители радуги». Интересно было то, что не освещался один из последних митингов, когда уже все озверели, и местные, и мы. Когда пришли, они там вырыли котлован. Все охренели, ни фига себе — котлован вырыли, и начали в котлован кидать всякие ихние инструменты, рабочие выбегали. Скинули сварочный аппарат туда, инструменты всякие, какие-то провода торчали — провода пообрывали. Такой митинг был, менты стояли, они ничего не делали.

Романов: Это даже не экология, а такая борьба за городскую среду.

Щипцова: Этот местный комитет, они молодцы. Там жители очень боевые такие, не какие-нибудь такие по подъездам прятаться, когда нас будут винтить. Такие реальные там были дела. Все несанкционированное. Такой комитет очень боевой.

Лученко: Так что, построили там что-нибудь?

Щипцова: Ничего пока не построили.

Романов: Там стройка, ее периодически пытаются начать, но она тут же замирает почему-то. Но там у нас, не у нас, а вот «Хранители», которые в общем-то не анархические, а чисто такие экологи поддерживают связь с местными жителями, которым из окон своих видно и они в курсе. Когда начинается стройка, у них обычно что-нибудь горит или взрывается. И у них опять прекращается это все. Такой вялотекущий процесс. Со сквотом. Там еще выставка проводилась революционного плаката.

Щипцова: Потом, когда мы свою квартиру получили, сначала просто как анархисты. Вроде был договор, что она сквотерская, но, поскольку, там эти сектантские разборки, они вообще ничего не делали, эти сектанты, вообще ничего. Они просто закрыли сквот, народ перестал туда ходить и все начало умирать. И начались страшные ментовские наезды, ужасные. И бандитские тоже были, но не в такой степени. А менты просто зверели. Там этот дом купил банк, потом там еще многие люди претендовали просто там вписаться, подожгли один раз сквот. Потом там какие бандюки, байкеры, что ли... Кто-то им разболтал, что здесь квартиры сдают. И была разборка. Вот Макс Кучинский ходил, наши, короче, ходили. С ними так, по-хорошему добазарились, что нет, ничего не сдается. И нормально, они перестали наезжать, сказали: мы разберемся с теми, кто нам такую информацию дал. Но менты нам потом… Они увидели, что народу мало, потом началась эта практика порочная, что давать начали. Раньше, когда не давали особенно…

Романов: Вообще, энтузиазм молодежи в Москве экологами направлялся в какое-то неправильное русло, дурацкое.

Щипцова: Экологи, они просто бросили сквот.

Романов: Можно вспомнить какие-то идиотские акции совершенно. Кучинскому, например, ДОПники навешали лапши о том, что принимается Лесной кодекс какой-то грабительский новый, там частная собственность на лес может быть возможна. Они с Тупикиным акцию устроили, пикетировать Госдуму. Человек пять там забрали. Кому штраф большой, кому не очень.

Щипцова: Мы с Кучинским сутки сидели.

Романов: Потом оказалось, что ничего подобного в этом кодексе нет, что он не на то повелся. Не понял, или они не поняли сами. Короче, хуйня.

Щипцова: Уж не говоря про «Сименс"! Это вообще был…

Романов: И вообще экологизм он, в общем-то сейчас ни к чему хорошему не приводит в последнее время.

Щипцова: Зато вот сквот потеряли. Если бы все занимались, а то на сквоте вечно непонятно кто, вписчики разные.

Романов: Сейчас помещения нет.

Щипцова: Клуб Джерри Рубина.

Романов: Выгнали через несколько дней потому что они сами не в состоянии были защищать что-нибудь, отстаивать. Сейчас может быть будем делать в клубе…

Щипцова: Ну да.

Романов: Пока сейчас ничего нету. Хотя, если не будет никакого помещения, то все будет загибаться тихо и люди будут сидеть по домам. Сейчас сложно что-то делать, потому что со сквота все время делались какие-то вылазки. Например, 27 марта. Там Вадик Дамье с профсоюзом «Воля», они собрались листовки раздавать. Мы к ним тоже в капанию, давайте, вам поможем чего-нибудь пораздавать. Было человек пять профсоюза «Воля» и нас в начале пришло человек 5-6. так события потом интересные получились. Потому что по дороге вначале притусовались к черному флагу, оказалось, это осколок «Студзащиты». То есть некие непонятные идут молодые люди, налысо бритые, у каждого на лбу написано «МВА» оранжевой краской и у них какой-то был флажочек драный, красного цвета, но грязный весь, ручкой изрисованный. Причем они все на ногах с трудом держались и бросали бутылки из-под водки. Вадик Дамье после этого так оттусовался в сторонку. Он агитировал обывателей каких-то. Объяснял, что у них за флаг, что такое синдикализм, как трудящиеся должны взять в руки свои.

Щипцова: Нет, мы тоже объясняли.

Романов: Нас как-то сразу облепило много народу, панки какие-то, волосатые.

Щипцова: Да и просто люди подходили. Мы рассказывали. Мы называли себя анархо-коммунистами.

Романов: Так получилась толпа человек в 20-30, которая к тому какого-то действия жаждала. Туда влез комсомолец, которого никто не знал, который петарды бросал. Идея возникла у кого-то пойти фашистов разгонять. Там появился флажочек очень похожий на фашистской Германии, там свастика явно такая была. К ним подошли, их 3 человека стояло с этим флагом. Их довольно быстро прогнали с площади. Они флажочек свернули и ушли. Что интересно, мы потом прочитали, это был Русский Национальный Союз, который газета «Штурмовик» издает, у них (в книге «Политический экстремизм в России» написано) в Москве 4 штурмовых отделения (смех в зале), которые должны проходить тренировки, летом все члены у них ездят в военно-спортивный лагерь. И как-то даже назревает мысль о том, что слухи о мощи фашистов очень преувеличены.

Щипцова: Чем памятен этот день, что именно в тот день мы с Соколовым познакомились.

Романов: После первого успеха губищу разъело, там уже стали смотреть как бы кого еще.

Щипцова: Соколов побежал с монархистами драться. Эти разу вписались сдуру.

Романов: Стояли с черно-желто-белым флагом. Но с ними как-то просто разговаривали по большей части. Не то, чтобы особо спокойно, но как-то перешел разговор. Это Русский Национальный Собор называлось. У них комсомолец отнял флаг, начал рвать. После чего произошла небольшая стычка, которую милиция прекратила. Никого забирать не стали. Но там уже холодно было и всю эту толпу из 30 человек, прошлись вначале как бы демонстрацией небольшой и петарды там бросались. Потом привезли всех на сквот на Остоженку, потому что это все недалеко. Чем хорошо было такое место стратегическое. Показали людям выставку революционного плаката. К сожалению, почти никто из них потом не влился, за небольшим исключением. Кроме Сундука. Там несколько панков проявляли потом большой интерес, но один из них получил пиздюлей около Джерри Рубина от скинов. Там мы еще ожидали беспорядков 27 числа и принесли коктейль Молотова с собой. Думали, что… Вообще в Москве многие ожидали, что будут беспорядки по типу первомайских 93-го года и, может быть, не только мы так готовились противодействовать ОМОНу. Но там все тихо-мирно прошло. Даже не понадобились эти вещи. Какие еще потом акции были? Еще профсоюз «Воля» ходил листовки ткачихам раздавать. Такую проводил акцию по повышению социальной напряженности. Но тоже это ничем кончилось. В апреле была акция большая по поводу скинов. Это второй такой случай на 20 апреля, еще в 96-м году идея была 20 апреля ходить и не допустить каких-нибудь скиновских мероприятий. Но тогда этим занимались «четверговцы» и феминистки. Идею выдвинули феминистки московские, они видели как скины избили негра. И они предложили на 20 апреля поставить пикет на Арбате, даже сами хотели вдвоем стоять в этом пикете. Что-то по поводу защиты негров и против скинов. Но у них это, наверно, плохо бы кончилось. И там их «четверговцы» решили пойти охранять вначале, а потом Байрамов предложил на тройки разбиться …

Щипцова: Да, были Байрамов и Константинов, с ними, конечно, не страшно. Потому что один боксер, другой — ушуист.

Романов: Но там четыре часа в 96-м ходили по Арбату и скинов никаких не нашли. Ни на Арбате, ни на Пушке, ни на Новом Арбате. А у них было, оказывается, мероприятие в другом месте города. Вот почему нужно организовывать разведку. Потому что у нас было более организовано. У нас была уже информация, что около восьми вечера марш пойдет, потому что есть свой человек, не то, что свой, но как бы бывший скин, который периодически общается с какими-то такими людьми, они его по инерции за своего считают. Он нам не только, он нам помогал раскрывать другую информацию про скинов. Они, например, отпиздили у нас человека. Он выяснил, кто это сделал, какая скиновская тусовка, за что.

Щипцова: Даже он мог выдавать адреса.

Романов: Суть в том, что против нескольких десятков скинов народу много собрать было нельзя. У нас было техническое оснащение. Предполагалось откуда-нибудь из переулка на марш напасть, чтобы авангард их, кто их сможет несколько раз ударить — сделать это быстро и одновременно бросить, их ряды смять такими вещами. У нас были такие кругленькие бомбочки с оболочкой из алебастра. Они запаливались через петарду. Их можно и зажигалкой поджигать. Какой они эффект дают: интересно, что от нее не остается никаких потом улик, потому что она сгорает вся практически. Она дает мощную вспышку, которая может, наверное, ожоги причинить человек, грохот, волну даже дает небольшую.

Вопрос: А рецепт скажите?

Романов: Мы расскажем, как это делается.

Щипцова: Кулуарно.

Романов: Было несколько вот таких, а более массовое у нас было оружие, потом оказалось, что оно более серьезное. Но его там пытался только один человек применить. Маленький пузыречек из-под лекарства, он герметически закупоривается, петарда сверху, а внутри маленький кусочек нитрованной ваты.

Щипцова: Вот такая херня, когда разрывает, из вот такой стены вырывает камешки.

Романов: Мы вначале не очень знали, что это такое и ее испытывали завернутой в бумажку, но оказалось, что она дает осколки, просто невъебенные эти стекляшки. Может, наверное, человек попасть в больницу, если ему такая стекляшка засядет.

Щипцова: Думали, что скинов много, нас мало. Человек 15.

Романов: Это предполагалось на случай какой-то погони. Таких вещей, для обороны. Пятнадцать человек на такое мероприятие удалось собрать. Мало, конечно, по сравнению с Германией, но это все-таки не ничего. Потому что такие вещи нигде особо раньше не практиковались по борьбе со скинами. На Арбате оказалось, что их марш уже прошел. Видимо, они его перенесли по случаю того, что день холодный был. И он прошел днем. Но нам зато удалось разогнать маленькую тусовочку скиновскую.

Щипцова: Надо еще сказать, что было 15 человек, и половину девки были.

Романов: Может быть треть…

Лученко: Это страшная сила…

Щипцова: Скинов было 8-10. Таких, здоровых скинов.

Романов: Их разогнали частично с помощью просто кулаков, баллончиков, несколько из них по морде получили. Кого-то из баллончика обрызгали. Но они разбежались после применения этих вот … После первой же…

Щипцова: Там просто была толпа охуенная, они просто все побежали в разные стороны.

Романов: Разбежались. Их еще, впрочем, успели накрыть второй. Не знаю, были ли у них какие-то повреждения после этого.

Щипцова: Было три, не сработало…

Романов: Ну, потому что надо уметь бросать и зажигать, чтобы она горела, а не гасла. Вещь она такая, вполне надежная, себя зарекомендовала. Правда, это еще вызвало панику у прохожих и тех, кто там тусовался. Потому что как-то очень быстро, в несколько секунд толпа обезумела и побежала вся в метро. В Москве народ вообще очень напуганный бомбами…

Лученко: Ага, и надо бежать в метро, если бомба (смех в зале).

Щипцова: Но все побежали в метро на самом деле!

Лученко: Самоубийцы! Мазохисты!

Романов: Причем, около метро ментов не было никаких, они были уже внутри и они долго е проявляли никакого беспокойства.

Щипцова: А мы одного там ждали, который с дуру побежал не в метро, а по Арбату.

Романов: Причем такой расклад сил был: было уже человек не 15, а может быть, человек 10. Какое-то время строились даже планы, чтобы регулярно бороться со скиновскими мероприятиями, но…

Щипцова: На День Нации придти, так там их 200 человек…

Романов: Были мысли разгонять такие скопища скинов, где тусуются, но там как-то тоже…

Да, Москва сейчас она стала скинованная очень.

Щипцова: А еще есть такие наци-панки, очень много. Недавний случай: был такой лагерь беженцев в Новогиреево, там же очень мощное РНЕ влияние. Лагерь был человек 50, а скинов пришло человек 15 и троих замочили.

Романов: Да, скины там время от времени убивают кого-нибудь. Был случай, панка сожгли живьем. Баркашовцы тоже, кстати, этим отличаются. Баркашовцы убили армянина в парке, в Кузьминках, который они контролируют. Сейчас баркашовцы в Москве пытаются охранниками в парках и контролируют территорию, там базы свои для тренировок делать. И Лужков им в этом потворствует.

Щипцова: Вообще менты московские, московские власти очень потворствуют фашистам.

Романов: Это видимо в рамках того, что предполагается все-таки через какое-то время в России установление национальной диктатуры с элементами, по крайней мере, фашизма. И сейчас в Москве так развивается ситуация, что они все больше получают возможностей. На самом деле, если по антифашизму говорить, то в Москве много объединений, которые себя антифашистскими называют и пытаются что-то делать. Наиболее сейчас известное — это ЛАС, Василий Кустанайский вам, наверное, рассказывал какие-нибудь подвиги ЛАС. Но нам известно, что единственную акцию, которую они делали — пикетировали какое-то частное радио, на котором дожжен был выступать Дугин. Причем, кому они хотели показать, не очень понятно. А еще есть какая-то, блин, Народный Антифашистский Фронт, что ли. Это ходжаисты.

Щипцова: Они предлагали свою помощь, мы наверно, с ними будем совместные действия.

Романов: Они активные. Например, несколько было случаев, когда они пиздили лимоновцев на митингах коммунистических продававших «Лимонку». Рвали у них газеты. это они по крайней мере пытаются активно делать.

Щипцова: Но их порядка десятка.

Романов: Как немецкие автономы, например, которые целые районы способны очистить в Берлине от скинов — такого, конечно, до этого далеко еще. Но какие-то случаи противодействия, чтобы они особо не наглели, делаются в Москве. Там волна очень большая идет: в каждом районе человек по 20-30 тусовки бритых есть. Правда, с ними еще пытаются работать изнутри краеведы. Как пытаются, у Моделя, он вряд ли приедет, у них есть проект издания журнала «Красный под ноль». Единственное скиновское ведь издание в России было «Под ноль». Большим тиражом, 5000 экземпляров.

Артем Соломатин (Питер, гость съезда): Да? Тираж такой?

Щипцова: Они богатые.

Романов: Они не богатые, у них очень небольшой объем, 12 страничек А5 формата. Это много денег не надо, чтобы напечатать такой журнальчик. Теперь «Под ноль» выходить больше не будет, потому что человек, который его издавал, фактически вообще один. Даже удивительно — чуть не один человек в России вызвал скиновское движение. Он сейчас отказался, по словам Моделя, его Модель знает, но не говорит…

Щипцова: Еще бы он говорил!

Романов: Он им передал права на дальнейшее издание и использование названия. Они хотят теперь его назвать «Красный под ноль» и, используя примерно тот же самый имидж, который у «Под ноль» был…

Щипцова: Антибуржуазный.

Романов: Не антибуржуазный, они хотели первый номер издать с дайджестом редскиновской прессы Запада. Но что-то это пока у них тянется очень долго. Они хотели какие-то местные материалы, российские, а такие материалы им писать оказался не способен. Никого они не попросят, потому что, что писать о редскинах российских, которых нету. Непонятно даже. Если по этому какие-то есть специалисты пера, знающие вот этот мир скиновский, можно присылать материалы.

Щипцова: А редскины вообще есть в Питере?

Соломатин: Эээээээ…

Загорский: Активных нету.

Соломатин: Есть такие нейтральные, антибуржуазно настроенные.

Щипцова: Вот это редскины.

Соломатин: У них такая каша: националистический и антибуржуазный настрой.

Щипцова: Красный скин, что имеется ввиду: скиновское движение, они даже чуть ли не марксистами себя называют.

Романов: Это, по-моему, телега, которую Костенко придумал.

Щипцова: Нет, нет-нет. Я это слышала еще…

Соломатин: Надо срочно подкупить десяток, надеть на них красные …

Щипцова: То, что сначала движение скиновское зародилось, типа такие гоперы, которые громили всякие тачки, а потом уже приобрело националистическую окраску. Вот Модель пытается сейчас на этом движении… В Москве их очень много и се больше и больше становится.

Романов: На самом деле, в РНЕ сейчас они так притихли по сравнению с тем, что года 4 назад было в Москве. Особо их не видно на массовых мероприятиях. Они занимаются охранной деятельностью.

Щипцова: Они с властями сотрудничают.

Романов: Они сейчас контролировать стали довольно много в Москве. То есть они контролируют два парка, Кузьминский и Стрелецкий. В этих парках помимо того, что повсюду висят плакаты скиновские, никто их не обдирает, пропаганда. Они там проводят чистки гуляющих, они там раздают пиздюлей кавказцам, армянам. В Кузьминском парке убили они даже армянина одного. И там же они устраивают свои базы тренировочные. Например, когда ходили контролировать их базу в Кузьминках, видели там скинов. Правда, пытаются тоже разные силы противодействовать, такому их контролю. Например, на 22 июня взрыв произошел около РНЕшной базы в Кузьминках. У них база была окружена забором. Там видели у нас люди, у них снесло 4 метра забора и разворотило гараж. В гараже стоял «Мерседес» и была еще такая машинка сраненькая, какой марки даже я не знаю. «Запорожец», по-моему. Там по вечерам они катались по округе на ней, кричали «Хайль, Гитлер!». Короче, гараж у них накрылся и стекла вылетели соответственно на всей территории. 22 июня, это как раз в 4 часа утра произошло. Нападение Германии фашистской на Советский Союз. Интересно, что нигде в прессе сообщений об этом не промелькнуло, они даже не заявили в милицию. Потому что они очень стараются держаться за репутацию замечательных охранников, у которых полный порядок всегда царит на территории. Скинов они как-то пытаются понемножку, очень умеренно не в свои ряды принимать, а под контролем держать. Где у них база, в Новогиреево большая, там они со скинами работают каким-то образом, чуть ли не клуб военно-спортивный у них есть.

Щипцова: Там находится штаб-квартира РНЕ, в Новогиреево.

Романов: … «Гена, стань красным!». Чтобы показать, что Зюганов вовсе и не красный, он даже в общем-то и не коммунист никакой, если кому коммунизм нужен. Нам обещаны 3 миллиона были, в обмен на 10 человек предполагалось. Предполагалось еще 10-15 лимоновцев придти и 10 комсомольцев. Посчитали 10 + 10 + 12, получится человек двадцать.

Щипцова: Он еще сказал, мы пригоним еще кучу РКРПшных бабушек, которые создадут толпу, и когда вы все это заделаете, вы среди этих бабушек скроетесь.

Романов: Это все просчитывалось в целях того, чтобы безопасно это все провести. Губкин обещал, что он пригонит полторы тысячи пенсионеров в это время в непосредственной близости от Зюганова и толпы которых мы собственно и будем преспокойно бросать помидоры.

Щипцова: Почему помидоры, потому что — «Гена, стань красным!» То есть показать, что он не красный и не коммунист. А мы все-таки считаем себя таким анархо-коммунистическим крылом.

Романов: Ну, анархо-коммунизм к теме компартии не имеет прямого отношения.

Щипцова: Это понятно, мы тоже должны были выступать против всяких Зюгановых. Какая на хер коммунистическая партия?!

Романов: Если считать себя частью какого-го там левого блока… Потом кто-то разослал факс, подписанный ЕБЛОМ, всеми забытый Единый Блок Левых Организаций, только «М» добавили — Молодежный. Собственно, там не совсем удачно это все прошло.

Щипцова: Бабушек не было никаких.

Романов: Нет, толпа пенсионеров была, которая шла к мавзолею. Но они, во-первых, совершенно не знали, что из них предполагается что-то метать. Они шли от Зюганова очень далеко, метров, наверное, в 30-ти. А собственно и приезда Зюганова уже никто не ожидал, его предупреждали.

Щипцова: Он приехал очень поздно. Даже прошла информация, Губкин же был связан с Думой, Губкин приходит и говорит, не, он никуда не поедет, мне точно сказали, что он уже накануне приехал.

Романов: На самом деле это вот как юридически выглядело. Фестивальный комитет по проведению фестиваля на Кубе Зюганову направил еще где-то в марте письмо с требованиями: ультиматум убрать из названия его партии слова «коммунистическая» и никогда впредь не использовать слово «коммунизм» в своих программах, чтобы не оскорблять честь и достоинство российских коммунистов. В противном случае он будет забросан помидорами. Там, правда, указывался другой совершенно случай, что он будет в Минске забросан, где никто его, собственно говоря, не тронул. А тут на 22 апреля, когда он к мавзолею… Там уже ожидали…

Щипцова: А далеко еще были, мы с одной стороны, он — с другой…

Романов: Было известно, что у Зюганова семь охранников. Но если бросать издалека, тони ничего сделать не смогут, потому что они все в непосредственной близости от него держатся. Потом фотографии публиковались, там их видно всех: папочкой пытаются заслонить. Помидоров было немного. Штук двадцать, потому что помидоры закупал Губкин, он не ожидал, что придет много народа. А у нас как-то так получилось собрать. Получилось так, что пришли люди такие неподготовленные, никто с ними не проводил работы, не инструктировал, как вести себя в ментовке в случае попадания. Никто такого не ожидал, конечно, поворота событий, потому что ментов там немного по обыкновению, охрана — семь человек поблизости. Надо было опасаться считается только ебнутых пенсионеров-зюганоидов. Но от них считалось, что молодежь отобьется. Там старики были очень агрессивные. Когда полетели помидоры, одно незакрытое дело человека — пенсионер хватает жену одного из анархистов, а там они бросились указывать и хватать на всю молодежь.

Щипцова: Нас легко было опознать! Потому что пришли то все неформалы. То есть толпа всяких бабушек, прилично одетых людей и такие …, извиняюсь. Естественно, очень легко было отлавливать.

Романов: Пенсионер схватил девчонку и волочет куда-то. Ее муж, который был с нами. Группа «Массовые беспорядки», музыкант оттуда, он как-то укротил этого пенсионера…

Щипцова: Он ее оторвал просто от него!

Романов: Пенсионер не поленился сбегать куда-то в ведомственную поликлинику. Он какая-то шишка оказался, полковник. Получил справочку оттуда о нанесении побоев ему. Чуть ли не что у него перелом ноги был нанесен ( Ушиб ноги. В «Траве и воле» все написано). Да, ушиб ноги. Туда еще пришли лимоновцы, несколько человек, пытались поучаствовать, но у них горе большое было, потому что в этот день «Лимонку» это самое, взорвали. И они были расстроены, постояли в сторонке и ушли. Вообще лимоновцы сейчас в Москве, по крайней мере, попали в изоляцию. Никто с ними дело иметь не хочет, по крайней мере, из приличных людей. И они сейчас только вот пытаются примазаться к Лужкову, если он на них, конечно, внимание обращает. А так они сейчас не входят ни в какие блоки.

Щипцова: Их все за чмошников, короче, держат.

Романов: Хотя еще недавно было не так. Еще весной был некий такой блок в том же фестивальном комитете из МЖКовцев губкинских, РКСМ(б), считалось, что есть в блоке анархисты из «Студзащиты», но это один Костенко был. Хотя он уже не анархист, и у него людей никаких нету. И НБП там же было. Сейчас с НБП дела никто иметь не хочет. Все условия, чтобы они разваливались и отмирали, созданы. Особенно сейчас комсомольцы, кто к ним может быть был равнодушен, их стали ненавидеть, когда они себя повели таким образом после публикации про Соколова.

А, вот на 1 мая были тоже такие, в своем роде исторические события. На 1 мая митинг левых радикалов, когда такая традиция появилась, тоже в 96-м, наверное. Там решили еще с утра проконтролировать ФНПРскую демонстрацию…

Щипцова: Расскажи, как расписывали мы всю ночь!..

Романов: А! Да, с того же сквота пошли, расписали центр Москвы надписями революционными. Было 3 или 4 группы у нас по шесть человек, по 1-2 баллона краски на каждую группу, и разрисовывали ночью центральные улицы. Старались по маршруту следования демонстрации писать. Там се время тачки ментовские приезжали, мы во дворе пересиживаем. Наутро там была ФНПРская демонстрация под лозунгами типа «850-летию Москвы — достойную встречу!». Какие-то такие абсурдные лозунги они несли на голубой материи. Нас человек пятнадцать было в общей сложности…

Щипцова: Мы не думали, что там такие проблемы будут, мы думали, что пройдемся первого мая, чисто праздник, мы еще такие уставшие, не спали, разрисовывали.

Романов: Правильно, мы им портили вид, потому что в телевидение могли попасть. Как это, у них такие лужковолюбивые лозунги несутся, и тут у них появляются в объективе какие-то люди, «Смерть государству и капиталу!» несут, «"Возьмем свою зарплату силой!».

Щипцова: Мы еще так нагло, во всю улицу, с флагами.

Романов: Они натравили ментов.

Щипцова: Это все уже сто раз описывалось. Мы сами виноваты, потому что мы тормозили по окраине митинга… Еще как: мы друг друга потеряли, там менты всех гоняли, и группы анархистов, там был Дамье, ну КРАС, наши, еще какие-то социалисты и Соколова чего-то все ждали, куда он делся, а он там с РКРП тусовался. И, короче, друг друга мы потеряли, мы долго очень искали друг друга, потом наконец нашли, как-то развернулись. Потом сначала один раз менты наехали, потом мы вперед прошли — опять менты наехали, мы глупо сделали, надо было в середину уходить, а мы как-то с конца, а там одни гебисты и менты тусовались. Это опять из-за неорганизованности. Мы забили стрелку в метро и потерялись. Сначала, когда первый ментовской наезд был, мы говор у нас есть разрешение на митинг. А у нас разрешение было на 10 утра, а было 12, разрешение профсоюзу «Воля». Ну, это не важно, главное, бумажка есть. Мы, да, есть бумага, есть разрешение. Где разрешение? А Федоров, он потерялся с разрешением. Потом нашелся, а вокруг нас уже кордоны стояли. Мы еще сонные такие, не соображали ничего.

Романов: Была потом тоже идея, что надо ОМОНовцев этих как-то найти и наказать. Номер автобуса был записан. Были планы, может, можно как-то выяснить хотя бы куда он приписан, к какой ментовке, через того же Губкина, но он сейчас сидит.

Вот летом «Хранители Радуги» акцию до сих пор проводят в Ростове и Волгодонске.

Щипцова: Мы открытым письмом вышли с Ильей из «Хранителей».

Романов: Можно участвовать в хранительских акциях, просто сам термин, он уже присвоен какой-то совершенно тусовкой и отношения не имеющей к лагерям протеста. Вот Тупикин, который на некоторые акции приезжает на несколько дней, чтобы написать статейку — и все. Тем более разными паразитами, вроде Алисы, Натальи, уже они теперь повсюду выдают себя за «хранителей».

Щипцова: Ну, это все наши дела, там еще немецкие автономы…

Лученко: …колбаса, не надо стоять по талонам. Чего тебе не нравится? Пошел, купил. Я помню, как в … приехали, там сахар, к заведующей бегали, в магазин, чтобы сахар выделите нам. Что за чмошничество!

… тусовщики и выросли из тусовки. Мы появились как нетусовка. А те, кто был тусовка, я сейчас смотрю, например, интересно провести такую историю, все стали обывателями такими, зачморенными абсолютно. Панки, те, которые там в Казани с гоперами махались и вообще были нормальные люди, стали посредственными. Поэтому я на тусовку сильно глаз не кладу, и вот когда к нам тусовщики прибиваются, на них наезжаем просто. Я сам наезжаю, пионеров там всяких, и хайрастых, и не хайрастых. Чтобы на вшивость их проверить — все ломаются однозначно. Как наедешь на них, они сразу ломаются, теряются абсолютно. Сразу даешь им какое-то задание — тут же полное дерьмо. (Реплика: Какие задания?). Иди, ментам газету продай (Бурный смех в зале) Все!!! Он тут же теряется. А хотя сами менты подходят, покупают, все нормально. У нас постоянный читатель даже из ментов есть. Подходит каждое первое мая, отоваривается по полному комплекту. У нас то, во-первых, город меньше, чем Москва. Москва — это мегаполис такой. Важно что отметить, что у нас нет таких зверей, как у вас, дегенеративных, это вообще непонятно, Москва — мегаполис, это уже не Россия. это отдельная страна со своей субкультурой, со своей экономикой, со своими отношениями. У нас такого вообще нет. Народ живет по другим каким-то принципам, какие-то другие заботы. Опять же, вот, зеленые, интересная тема. Провести параллели. У нас зеленые совершенно другие. Во-первых, они этатисты, государственники, в каком смысле — они действуют по большей части через государственные структуры, а с другой стороны они организованы не по тусовочному принципу, а по принципу отраслевому, ВУЗы, школы. И они очень грамотные, народ идеи свои задвигает. Наш зеленый основной, анархо-коммунист, почему-то зеленые — все анархо-коммунисты, странно, он дядька такой, основной зеленый в Казани, специалист даже чисто по экологии, по природе, по проблемам каким-то. Он самый крупный специалист. И там у него все дети, пионеры, и люди, которые с ним работают, со многих городов, они по другим принципам работают.

Рауш: Это Мухачев?

Лученко: Да-да-да! Что еще? Насчет 27 марта. Я считаю, что это позор, что анархисты подняли флаги 27 марта. Вообще, в каком-либо городе, чтобы там не было, это — позор. Потому что это было чмошенская, прогосударственная демонстрация с призывами по телевизору. Более того у нас знакомая есть, жена анархиста. Она говорит, у них в гинекологии записывали, кто пойдет на эту демонстрацию. Ее, как жену анархиста, записали. Она, естественно, отказалась пойти на эту демонстрацию.

Щипцова: В Москве ожидались большие беспорядки.

Лученко: Эти большие беспорядки ожидались только по телевизору. Мы тоже телевизор смотрим. Это нагнетание страстей…

Романов: Нет, люди, которые подъезжали, из метро вываливались толпы…

Щипцова: Люди сами плакаты делали.

Романов: … встревать и слушать разговоры вокруг, какие были.

Лученко: Ну, и че?

Романов: Там многие просто…

Щипцова: «Албания — здесь и сейчас!». Люди сами такие плакаты делали.

Лученко: В 93-м году были такие разговоры. Там просто народ махаться начал и — все.

Рауш: Я думаю, что сейчас не стоит обсуждать, надо было выходить 27 числа…

Лученко: Я знаю. Подождите, я не знаю как надо, или не надо, но в таких акциях участвовать вообще западло анархистам. Если они последовательны. Естественно, в зависимости от ситуации, 1 мая — это наш праздник, а эти ублюдки его себе присвоили. Там хочешь, не хочешь — а флаг надо поднимать. А 27 марта — это западло. Какие-то ублюдки несут под голубыми флагами, а мы с ними, что, заодно будем, что ли?

Романов: А мы например, что…

Лученко: Подожди, дай я скажу.

Романов: … типа, смотрите, какое выпускание пара происходит.

Лученко: Вот у нас, например, вообще никакого выпускания пара не произошло. Нагнали профсоюзы студентов. Студенты так постояли, 45 минут ровно. Все! Митинг закончился — смыло! А потому у нас только один зверь — это КПРФ, зюганоиды сплошные. И там они еще 15 минут потусовались. Этот их глава речистый больно. И все — разбежалось просто.

Польшин: Как у вас называется?

Лученко: У нас? Альянс Казанских Анархистов. Ну, там, от Альянса, конечно, осталось одно название, но в любом случае люди, которые действительно анархисты и кто чего-то делает, опять же — газета, все это существует. Просто в спящем состоянии. Если будет какой-то напряг, допустим, как был в 91-м году или в 93-м, опять это все возникнет и будет работать. Просто сейчас, когда приходят пионеры — их надо сразу брать на излом. Если это дети, которые закомлексованы там и им просто-напросто некуда себя деть, так это у них есть клуб кройки и шитья, а не анархистов. Вот и все. Потом, сквоттерство. Была эта идея у нас, тем более, что у нас идет программа выселения этих трущобников. Власти поступают очень просто — они трущобы, как только выселяется, в этом году было страшно смотреть. Пол центра города снесли до земли, сразу. То есть выселили в окраины. Там такая площадь получилась, 200 на 100 метров, где стояли эти хижины — все снесли.

Мангазеев: На какой улице?

Лученко: Это на Кабане. Там все снесли, там страшно смотреть. И сразу газон получился. Газон засеяли.

Польшин: Вот вы считаете, что это нормально — между острыми моментами спать?

Лученко: Для нас это жизнь такая просто. Потом, с коммунистами. Отношения с коммунистами. Как ты сам понимаешь, в Казани коммунистов вообще мало из анархистов, можно сказать, один, и тот — зеленый. И кто он больше — зеленый, коммунист или анархист, трудно сказать. Но дядька, вот на таких в общем-то все и держится. А к коммунистам мы не ходим только потому что — что там не делай, все равно получится дерьмо, понимаешь. Все равно.

Ермаков (?): Но среди них бывают нормальные люди…

Лученко: Нормальные люди там бывают, но они обязательно будут калиноиды, это однозначно. И вот среди зюгановцев там у нас бабушки, там нормальный человек один, и тот их фюрер. Все. Потом, у нас же специфика национальная. Насчет национализма. Мы уже жаловались на это дело еще на прошлых съездах, как только Москва какую-то ересь порет, тут же возникают наши националисты. И с ними состыковываться… Мы состыковались только один раз — в 1991 году. А так, поддерживать их демонстрации, для того, чтобы они сказали, что Москва — это плохо, это — идиотизм. А сейчас они вообще дебилятником занялись, между собой чинятся, у них еще внутри конфессии мусульманской, казанской разобраться не могут. Но надо еще смотреть еще общеполитическую ситуацию, кто как живет. И Казань на этом фоне, я сравниваю Тверь, внешний облик и народ, в принципе, это одинаковые города. И тут тоже таких зверей нет. Эти звери могут появиться только в такой яме, как эта Москва, потому что больше такого быть не может. Шизоидов не так много, и все они как-то сразу отлавливаются и сдаются в психушки. А в Москве этот народ еще может жить. Но, в принципе, Первое мая — это для нас святое, сейчас думаем уже 110 лет Махно. Наш коренной конек такой. Единственное что плохо, конечно, мы бы поднялись на пикетировании. Но у нас ни одного посольства, ни одного консульства. Там, правда, казахстанское какое-то пытались открыть, турецкое представительство есть. А вот так в защиту, в солидарность помирковать — это очень здорово будет, но для этого надо выезжать, а это не всегда удается. Если мы договоримся, насчет того же чеха, или Соколова — это будет нормально. Но по чеху ты расскажешь? Вот это все, собственно говоря по Казани, единственное, что опять же зреет что-то еще, но это уже в порядке…

Щипцова: А ты не привез «Казанский анархист», вообще его не видела.

Лученко: А куда вам слать? Мы вообще-то рассылаем порядка 30-40 экземпляров каждый раз. А я не взял, потому что, думаю, зачем. Герман должен был посылать в обязон, всегда это делает, причем не по кругу, а по полтора, а то и два круга рассылки.

Романов: А вы чего-то там собирались шить униформу…

Лученко: Ты когда вспомнил?! Ты не меня вспомнил, это у нас был такой Федор, о котором, кстати, я говорил.

Рауш: Который панк?

Лученко: Да, помните, да, такой колоритный. Вот это вот обыватель, на которого без кислой мины смотреть нельзя. Нет, он тоже, в принципе, бьет в грудь, там, семья, дети… И, вообще, вся эта тусовка, пункерская, они даже делают, один вылез, «Сковородка» у нас есть, и там тусовка, ну, там все подряд. Все звери там сидят, и он вылез, а там панки. А он сам бывший панк. Он наехал на них и прогнал с этой, на фиг, «Сковородки». Человек десять молодежи. Вот такие у нас панки, такая у нас молодежь. И естественно, что с такой тусовкой связываться большой охоты нет. А вот единственное, сквот, это помещение, общая больная проблема, но опять от социальных условий зависит. Я как вспомню эту самую «Заставу», так слезы льются от умиления. А у нас даже такой «заставы» не получится. Трущобы прошлого века в Казани, если что-то можно найти. Развалины… Без крыш даже.

Польшин: А у вас…

Лученко: Чего, они нас давно уже знают, из МВД даже приносили пленки, где мы там в разных ракурсах. Никаких проблем! Гэбульники еще в 90-м году подошли: мы ваши кураторы.

Польшин: А вы там стоите с флагом?

Лученко: Нет, мы такого, как Петр, не делаем. Сейчас есть замолока такая, это социальную рекламу давать. Пробить бесплатно. Есть даже лозунги, типа: «Не верь, не бойся, не проси!». Вот что-то в этом роде. И такую же листовочную кампанию. Ну, на выборы листовочная кампания, чтобы этим жизнь малиной не казалась. Однозначно. Правда, сейчас до выборов еще далеко, но социальную рекламу просто так…

Польшин: А у вас средства есть?

Лученко: Ну как… Деньги — главное, а все остальное приложится. Да, кстати! Тут можно нам в плюс записать, что мы Йошкар-Олу вытащили, но ее надо показать сначала. Просто точно также листовки наклеили: бац, пришло письмо из Йошкар-Олы, там рабочие, уже несколько человек, забастовки и все такое. Собственными средствами там пытаются. Вот мы сейчас для них будем полиграфическую базу…

Рауш: Вы с ними уже виделись, работали?

Лученко: Да, да-да! Адреса уже отдали. Вадим Дамье уже получал. А мы ему сразу сказали, они рабочие, синдикалисты в общем, их на прямое действие сразу.

Мангазеев: Они с Хазовым раньше списывались.

Лученко: А так, куда торопиться, мы, в общем, не революционеры, пофигисты, а те, кто революционеры, для нас это похоже уже на мастурбацию. Все помидорные акции, или заложить пластид в мужика этого — ну, мастурбация!

Польшин: А в 17-м году — мастурбация?

Лученко: Сейчас то не 17-ый год, сейчас девяностые годы…

Рауш: Импотенция…

Щипцова: Да, кстати говоря (смеется). Ну ладно, дрязги начнутся…

Рауш: Я извиняюсь…

Лученко: Импотенция? Ее еще можно вылечить. А с властями нет, никаких проблем. Просто-напросто они однажды обожглись и больше обжигаться не хотят… Все. Все.

Мангазеев: … личности, которые представляют собой какое-то направление. Это Хазов, Мэйден. Со Славой Хазовым понятно, вели с ним идеологическую борьбу, но где-то переборщили, потому что вместе со Славой Хазовым ушли с политической сцены большая часть его сторонников. Сам Слава, если не знаете, месяца три назад его запрятали, четыре года он получил за грабеж дач. Такие дела. Тот прокурор, которому он сдал дела, нескончаемые идут процессы, связанные с убийством. Полковника юстиции, который якобы застрелился, на самом деле не понятно…Мэйден осваивает для себя новые поля идеологии путем собственного участия, он постригся в послушники. Кузнецов Саша, я его искал, но не смог, он в последнее время представлял Инициативу Революционных Анархистов, довольно радикального. Сам по себе парень с двумя высшими образованиями, но, тем не менее, он не стесняется выходить с «веселым Роджером» на любые акции. 27 марта он выходил, я не согласен с Леоном, иногда нужно привлечь внимание общественности. Он пенсионер, у нет пальцев. Какие у нас были мероприятия за истекший период. Самое главное, чем мы можем гордиться — это постоянная борьба с РАО «Высокоскоростные магистрали». Я скажу, из 6 субъектов Российской Федерации согласились с магистралью на их территории 5 субъектов. Противодействует сейчас только Тверская область и Валдайский заповедник. О предыстории вопроса. Еще на 6-м съезде АДА, который состоялся именно здесь, в этом помещении, в сентябре 1993 года, была принята резолюция о противодействии строительству этой магистрали. И в течении этих лет мы постоянно создаем общественное мнение и уделяем первостепенное значение. Здесь была антилоббистская группировка, это Андрей Егоров, Наташа Зимина, я. Мы проводили круглые столы. Здесь нам помогла Маша Косолапова, она приезжала сюда, и Алиса Никулина. С документами, которые нужно было направлять в Госдуму по поводу всенародного риска. Это не мы сами принимали участие, тут массовое движение, перекрывали движение, выходили люди на Октябрьскую магистраль, часа 3-4. Сейчас пока вопрос остается открытым. Инициативная группа из местных жителей муссирует тему проведения референдума по тому, чтобы строительство высокоскоростной магистрали не было на территории Тверской области. На мой взгляд, постановка вопроса в бюллетенях неверная. Строительство может быть, если оно будет каким-то альтернативным способом, вторым ярусом над существующей магистралью и т.д., скажем магнитная подушка. Приезжал сюда Сливяк Володя. Эта кампания, мы к ней все время возвращаемся, уделяем большое внимание. Валдайский заповедник — самостоятельное юридическое лицо.

В двух словах о поездке в Мадрид. Честно говоря, впечатление от этой поездки у меня сложилось не очень благоприятное… 20-ый анархо-синдикалистский конгресс. Большая информация была у Вадика Дамье.

Ролдугин: А что там за письмо было?

Мангазеев: Дело в том, что Вадим Дамье представлял не только Россию, а он, якобы три страны сразу представлял: и Белоруссию, и Украину, и Россию.

Рауш: Игорь Александрович! Вы тогда написали нам в письме, что Вадим Дамье представлял весь бывший СССР, а потом Вадик Дамье нам дал опровержение.

Мангазеев: Я не мог так писать! Только три республики.

Рауш: От Вадика нам пришло опровержение, что вовсе не бывший СССР, а только СНГ!

Мангазеев: Здесь явная ошибка. Не СССР, а экс-СССР. В тексте было указано, что представлял Белоруссию, Украину и Россию. А с Шевченко было не согласовано, и на этом конгрессе выступил Бас Морель, он долго там рассказывал, он пытался рассказать конгрессу о том, что Шевченко не поддерживает Дамье, и у него другая организация. Но Баса Мореля просто оборвали, потому что он долго…

(конец кассеты)

В Международную Ассоциацию Трудящихся вступило 18 действительных членов. Было 11, стало 18. Говорилось даже о создании континентальных анархо-синдикалистских организаций, например в Европе и Латинской Америке. Интересно, каково будет продолжение. Мне запомнилось, что в Азии анархо-синдикалистская организация номинально существует только в Японии, но в последние годы с ней контакта не было. Во время конгресса проходила также акция протеста, массовая, очень интересная акция протеста, посвященная 60-летию гражданской революции в Испании. Эта акция на меня большее впечатление произвела чем то, что происходило на конгрессе. Там вопрос основной — это отношение анархо-синдикалистских организаций к правым организациям. В частности, к правым, по их мнению, организациям — шведскому SAC, части профсоюзов в Италии и во Франции. Если что-то интересует, могу рассказать. Я там сам присутствовал не как участник, а как приглашенный.

Романов: А почему они вдруг взяли и на одном конгрессе приняли сразу 7 новых членов? Причем Россия там, ну ладно, еще хоть в общем тут особо никого и нет, а еще Нигерию какую-то?! Какие-то странные такие…

Мангазеев: Нигерия — первая организация в Африке. Если там вообще нет никакой базы для Интернационала в Африке…

Ролдугин: Причем в Нигерии — те же люди, которые в троцкистском Интернационале состоят.

Романов: Они еще в маоистском каком-то и в Радикальной партии.

Мангазеев: Это еще Костенко подчеркивал, что у африканцев такая манера — вступать во все Интернационалы (смех в зале).

Ролдугин: И причем они распространяют списки, собирают деньги, мы — жертвы режима…

Мангазеев: В Испании мне больше всего понравилось, уже такое эмоциональное восприятие, что там такой культ личности Бакунина. Как у нас Брежнева портреты в свое время, так у них Бакунина (смех в зале). Или я просто в тех кругах вращался. Там многие анархо-синдикалисты одновременно входят и в анархистский Интернационал. В принципе, я вчера говорил Петру, это очень нормально, очень интересно. Потому что революционеры там такие крутые по нашим российским меркам. Там действительно такие отмороженные анархисты. Там нет таких установок, которые здесь превалируют. Грубо говоря, массе здесь кажется, что гомосексуализм — это плохо. А там это в порядке вещей. Какие-то барьеры не существуют.

Вопрос (Плюснин?): Про Озимова расскажите.

Мангазеев: Озимов здесь развел огромную такую деятельность. В нашей желтой прессе с которой я плотно сотрудничаю дали ему рекламу, а потом на него начался большой наезд. Это было год назад, он уехал с Украины, потому что там его преследовали. Не знаю, за что преследовали, уголовные статьи. И он здесь скрывался. А здесь он продавал на вокзале книги и постоянно лечил бедных женщин оригинальным способом, известным (смех в зале). Он менял места жительства, но, тем не мене, не уезжал. Нетронутая такая глубинка ему показалась (длительный смех), привольно… Видел я его несколько раз, но потом он почему-то заявил так, что здесь его начинает преследовать именно почему-то Мангазеев. Вообще-то для меня это было открытием. Потому что на самом деле тут с анархизмом стали бороться еще с 1993 года, когда еще Киллер был. Киллер, скати, закончил университет и работал и работал в «Тверьуниверсалбанке», но как только он туда поступил, банк лопнул (смех). Вот, со времен расцвета сатанизма мы, с помощью своей «Комсомолки» (""Комсомольская правда — Тверь") раздували что сатанисты Твери служат теперь Жириновскому. И здесь начали местные жители выкорчевывать места поклонения. И он стал удивляться, воспринял к себе такое отношение, почему-то с ним стали бороться, а он наверное не рассчитал, куда он приехал. Потому что к сатанистам здесь отношение не очень-то… Но все это ничего, все это было бы в принципе нормально, он нормально разрушал стереотипы социальные и психологические, но он стал надувать, грубо говоря, местных и приезжих. Диаспора азербайджанская, стал брать и не выполнять условий (смех). Они ворвались на квартиру, где он проживал, он хотел выйти, там взломали окно, вынесли телевизор, а ему перебили руки специально. Он пробыл три дня, его окровавленного отвезли в больницу 27 июня, три дня он пробыл, убежал оттуда, собрал вещи. По всей видимости, в Твери его сейчас нет.

Мы писали и рассылали такую информацию, что у нас в центре города был подвал, но Леня Лукьяненко, который осуществил эту затею, в итоге прогорел. Он занимался микро-аферами…

Проблемы в отношении коммун мы все-таки никак не можем забыть, может быть потому, что мы попали в какую-то струю. У нас Платоненко хотел здесь организовать коммуну, с Наташей Букатовой мы переписываемся.

Щипцова: Под Ржевом действует уже. Мы про этот проект не рассказали, забыли.

Мангазеев: Единственная, на наш взгляд, точка на карте в отношении коммуны, это у нас тверские трезвенники в деревне Понихино. Но после того, как они провели трезво жизнь между собой года два, у них начались между собой какие-то напряги.

Я коснулся вопроса, два слова о своем ревизионизме. Мы все меняемся, все без исключения. И Илья Романов, был членом ДС — называет себя коммунистом, совершил полный поворот, и мы видим, ребята к нам приходят, националисты, и Слава Хазов — либеральный демократ. Каким-то образом мы меняемся. И это свидетельство о том, что ревизионизм имеет нормальные корни. И если мы не осмыслим, мы так и будет крутиться вокруг столба. Всё. Ребята из НАДР могут еще рассказать о себе.

Польшин: Движение называется Национал (плохо слышно)… Теории, такого фундамента, доктрины нет. Ее нет, потому что любая философская доктрина использует достижения науки. Сейчас достаточная существует база научно-техническая и остальная, чтобы можно было эту теорию создать.

Романов: Интересно, потому что был ведь только Судаченков национал-анархистом до этого.

Мангазеев: Дымсон.

Рауш: Дымсон был иначе, сначала он был анархист, потом фашист.

Романов: Он был какой-то Дымсон неидейный.

Польшин: Национализм наш… Мы находимся сейчас в семье или большом доме, который называется Россия, и нам противостоят другие семьи, другие дома. И мы должны по номиналу противостоять тоже в этом плане. Кто не рассматривает себя как националиста, пожалуйста, к тому у нас одно отношение, кто рассматривает себя националистом, мы должны тоже противопоставить свой национализм, и мы будем добиваться, все равно мы будем строить национальный анархизм. В других государствах, если они так хотят, если они принимают наше направление, они будут строить тоже анархизм, тогда у нас ничего не будет противоречивого, и мы можем вместе строить нечто такое общее. Но как у нас получилось в 17-м году, там интернационализм, когда коммунисты пытались смешать, как в зоопарке открыть клетки и всех зверей в одну клетку, дать им одинаковые права — что из этого получится? Конечно, механическая смесь ни к чему не привела. Обратно, к разъединению. Каждый в свою сторону одеяло тянет. Поэтому объединение должно быть исключительно синтетическое, а не механическое.

Мангазеев: Ваше отношение к панславизму?

Польшин: Я не знаком…

Лученко: Что у вас делается?

Польшин: Больше у нас внутренняя работа такая. Мы стоим регулярно, каждую субботу на Трехсвятской с флагом. Стоим с целью узнать отношение людей к анархическому движению, агитация и пропаганда анархических идей. Печати у нас было немного, сейчас печати нет, в основном устно, причем я придаю этому даже большее значение, потому что мы должны уметь импровизированно общаться, выдавать теорию свою, отвечать на вопросы. А вопросы, конечно, такие задают, которые без знания теории невозможно ответить. Что вы будете делать? Как вы будете брать власть? Каким образом вы будете сразу после того, как завтра вы пришли к власти? Вы, может, думаете по другому, может быть, у вас нет такого понятия власть, у нас — есть такое понятие. Она была, есть и будет всегда. Просто одна должна принимать осмысленный характер, организованный и вытесняться из общественных отношений. Политическая власть, конечно, должна исчезнуть. А власть природы, она всегда останется, всегда мы будем зависеть.

Щипцова: Ты с одной стороны говоришь, что …, с другой пытаешься отрицать.

Польшин: Надо привести в стройную систему, отвечающую современным задачам, выработке доктрины. Она не была выработана.

Романов: А как узнать отношение к АДА Национал-Анархистского Движения, оно в АДА входит сейчас?

Рауш: Это организационный вопрос. Пока нет.

Романов: Это же, надо сначала тогда дискуссию.

Рауш: Да.

Смоляк: Сейчас подготовлен нами первый номер газеты. Большое количество листовок распространили. Подходит людей много, но, к сожалению, за летний период появилось только два человека.

Польшин: Тем более, очень важно сейчас этот момент узнать. Он будет в нашу пользу и дальше. Потому что, к кому люди еще пойдут, подумайте сами. А коммунисты себя скомпрометировали за 70 лет так, что они, может быть, никогда не вспомнят. Жириновец неплохо здесь клоунаду устраивает по телевизору против себя.

Лученко: В фашизм пойдут.

Польшин: В фашизм не пойдут.

Лученко: Почему? Фашизм — это народная идея.

Романов: В фашизм какая-то часть пойдет, не все. Очень многие пойдут или к коммунизму, или к анархизму, может быть, примерно даже поровну.

Лученко: А почему не к фашизму? Я, например, вижу, хоть у нас сейчас скинов в Казани нет, и РНЕ нет, но сознание населения однозначно — чистая фашизация. Нет, не национализм, вообще. Мусульмане никогда фашизм не рождали.

Рауш: Давайте не будем сейчас в дискуссию вдаваться.

Лученко: Русские и около, кто русскими себя считают — это чистый фашизм! причем, почти поголовно. Если, допустим, татар из Казани убрать…

Польшин: Наша деятельность до сих пор заключалась общением на Трехсвятской каждую субботу, стараться людям объяснить перспективу анархизма. Наша внутренняя работа идет: выработка теории, доктрины. Но это очень длительный процесс, конечно, года будет занимать. А третья сейчас задача, так как мы объединились, хотелось бы в единую сеть объединиться, как-то оперативно поддерживать связь, оперативно мобилизовывать все силы на, допустим, один регион какой-то, например, живую пропаганду провести, как эти ЛДПРовцы ездили. Дело в том, я сейчас скажу, люди очень интересуются анархизмом, но, правда, они подходят, улыбаются: «Анархия — мать порядка!». Они, кроме того, что им все время пропагандировали коммунисты, они ничего больше не знают про анархизм и они просто там улыбаются. Когда начинаешь говорить, они начинают кивать и действительно соглашаются, что наш идеал — самый настоящий идеал. Идеалы свободы должны вести людей, а не идеал какой-то власти. До сих пор эта власть приводила людей ясно к чему, к аркану на шее. Идеалы свободы никак не могут привести к этому. А вот каким образом к этому идти, это другой вопрос, теоретический. Люди очень готовы воспринять наши идеи.

Вопрос: Почему национализм?

Польшин: Наш национализм адекватное отражение того, что происходит с Россией. Мы живем в доме, который называется Россия и мы не должны как-то вести себя. Есть такая поговорка: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят». Поэтому мы должны быть здесь одной семьей и, если нам противостоят другие, те же самые семьи…

Лученко: А вы никогда не пробовали посмотреть на то, что живете не в доме, а в космическом корабле, который…

Польшин: Мы живем в доме, этот дом находится на Земле, а Земля находится в космическом корабле…

Лученко: А космический корабль, там одну переборку сломаешь…

Рауш: У нас сейчас в повестке дня сообщения с мест! Давайте, мы не будем сейчас вдаваться в обсуждение позиций.

Польшин: Определение, что такое русский, я полностью взял с лимоновского определения. Действительно, это правильное определение. Это, может быть, единственное что взял. Там русский не по крови, не по вероисповеданию, а тот, кто историю России считает свой историей, культуру России своей культурой, язык России своим языком, кто готов пролить за Россию свою собственную кровь. Второе. Действительно, сейчас будет стоять вопрос только так: мы признаем власть на этом этапе, авторитарную власть, именно власть людей, которые отвечали тому положению, на которое их поставили. Эта власть должна быть русской. Что такое русский, мы определили. Все формы, которыми сейчас эта власть обладает, все формы перейдут автоматически к нам. Другое дело, на что это будет направлено: на укрепление власти или на освобождение. Это будет направлено на освобождение. И сознательно принять это на 100% невозможно будет, это как закон природы. Конечно, на первом этапе на веру придется людям принимать, в этом плане мы должны всегда выглядеть, ну, ничем себя не скомпрометировать. Наше деятельное ядро должно…

Плюснин: У меня только один вопрос: в случае азербайджанских погромов вы будете в них принимать участие?

Польшин: Каждый конкретный случай надо оговаривать отдельно, в случае…

Рауш: Смотря какие азербайджанцы?

Польшин: Да, если азербайджанцы, например, последние соки из России берут, мы не то что погромы, мы…

Рауш: Как определять, высасывают они соки?

Польшин: Но это все должно определиться, это все вскроется. Видно, не видно, как они работают, их дела.

Смоляк: Тверская область — самая плохая … наркомании среди молодежи. Ваше отношение к тем …, которые сейчас понастроили вокруг Твери огромное количество дворцов. Знают наши люди, где производится это зелье. У нас в Твери самое большое количество зараженных СПИДом молодых людей. Это больше, чем в Москве, у вас в Питере. Представьте, такой маленький городок, 500 тысяч население…

Соломатин: А вы знаете, что по данным Всемирной Организации Здравоохранения, еще старым данным, 9 % землян имеют серьезные проблемы со злоупотреблением алкоголя и с точки зрения криминогенной проблемы.

Смоляк: Ради бога, если ты хочешь колоться — колись, но мне лично человек, вот эта морда, образина, которая моего сына может сделать из него труп. Если будет возможность его придушить, я его придушу.

Рауш: Может или сделал? Так можно из превентивных соображений…

Лученко: Так, председатель! Вы нарушаете регламент, во-первых. Два часа три минуты.

Польшин: Нам рано или поздно, мы должны выработать определенные принципы нравственные и должны от этих принципов отходить, иначе мы просто … (смех)

Рауш: Можно вопрос к вам такой чисто практический? Вы давно образовались как группа и откуда и куда вы движетесь? Потому что, на мой взгляд, мне кажется, что вы находитесь в процессе становления. (Говорят все сразу, запись обрывается).

(Перерыв на обед).

Григорий Воробьев (Московский Клуб Анархистов, АДА): Была акция в Волгодонске, точнее, она еще продолжается. Сейчас лагерь находится в Ростове, а 15 июля начался лагерь в Волгодонске рядом с атомной станцией. Принимало участие единовременно, в лагере находилось человек 50. Первое время проводились информационные пикеты, листовочная кампания в городе, потом была подготовлена блокада, на КАМАзе были привезены бочки. Впервые на территории стран СНГ применяется такая штука: большие бочки, залитые бетоном и там вставлена труба, в трубе находится штырь. Бочки ставятся в ряд, между ними садятся люди, засовывается рука в трубу, и карабином рука приковывается. Человек приковывается и ничего сделать невозможно. Можно только руку сломать. Бочка весит килограмм 400-450. С трудом ее ставили. Короче, простояла блокада где-то двое суток, а на третьи сутки… Постоянно ставился милицейский пост, и на глазах у поста несколько раз пытались таранить машинами баррикаду. Чудом просто людей не покалечили. Там баррикада была чисто символическая, потому что, не доходя до баррикады, был объезд, проселочная дорога. Можно было объехать, эта блокада чисто для привлечения внимания. Рабочих привозили на автобусе, выгружали перед баррикадой, и они топали полтора километра и обратно также топали. Их это разозлило, и на третьи сутки была проведена такая акция. Насколько известно, накануне выдали им зарплату чуть ли не за декабрь и сказали: хотите получать в дальнейшем зарплату — вот, видите этих, которые на дороге сидят. Подвезли два автобуса, 700 человек. Представляете, что могут сделать 500 или 700 человек с сорока людьми, которые там были. Был просто погром лагеря. Люди, которые были прикованы наручниками, большими кусачками эти наручники были перекусаны: рука вытягивалась максимально из этой бочки, и ножом вырезалась … Потом пошли они громить лагерь, сожгли там … и начальник профсоюза атомной станции, он руководил этим погромом, сказал: «Хватит, поехали». Организованно погрузились, и уехали. Такие у нас профсоюзы. Люди получили сотрясения мозга, у одного нос сломан, смещение позвоночника. Врачи отказались освидетельствовать побои и только через казаков как-то добились…

Накануне погрома они провели свою агитационную кампанию, очень мощную. На автобусной остановке висело две большие листовки: одна листовка за подписью коммунистов, другая за подписью какого-то городского управления. Где написано, что так называемые «Хранители Радуги», они действуют на деньги ЦРУ, они хотят, чтобы наш город совсем загнил и так далее.

Щипцова: Там только КПРФ, там нормальных коммунистов нет.

Воробьев: Причем, листовки явно переписанные друг с друга.

Щипцова: Надо сказать, что «хранители» обосрали сами себя…

Воробьев: Постоянно с компьютером была связь, потому что была рация в лагере и была рация в городе, в штабе. Но менты через какое-то время просекли и либо нас глушили просто, либо давали дезинформацию. Дальше я уехал из лагеря.

Ольга Невская (Московский Клуб Анархистов, АДА): Вот пример дезинформации: сказали, что какой-то ОМОН движется в сторону лагеря. Когда приехали: Что ОМОН? Какой ОМОН? Никакого ОМОНа нет… Из наших никто ничего не говорил, и это скорей всего менты по рации.

Щипцова: Дальше добились они референдума по этому вопросу.

Воробьев: Сейчас, насколько я знаю, в Волгодонске без мазы проводить что-то, потому что городское собрание ушло на каникулы.

Щипцова: С другой стороны, того же самого в том году мы добились…

Воробьев: Давить не на кого было совершенно, и сейчас работа вся перенесена в Ростов, поскольку решение будет приниматься больше там. Что там происходит, у меня информации нет.

Щипцова: Сейчас только уехали туда люди.

Лора Акай (Москва, АДА): Все происходит также, по-прежнему. Открылась библиотека в Москве, там очень хороший …(плохо слышно). Собирается по-прежнему издание «Наперекора»… (очень плохо слышно). Некоторые люди в Москве собираются связываться с Белоруссией, большая акция в Могилеве.

Романов: Это пока предварительные планы.

Лученко: А что за акция?

Романов: Да там собираются строить атомную станцию.

Лученко: Где, в Могилеве, что ли?!! Маразм!

Ролдугин: Люди там настроены резко против.

Лученко: У меня просто родственники под Могилевом, все это там посыпало. Роза ветров была в сторону Белоруссии. Там сразу надо готовиться ко всему.

Щипцова: Туда поедут…

Лученко: Я, может быть, свяжусь с родственниками, может быть, деревню одну, правда, в чернобыльской зоне, но там уже нормально, жить можно. Туда ховаться будут убегать (смех). Партизанить, короче. Но там действительно выселили порядка десяти деревень. Там лес, поле, деревни просто выселили.

Реплика: Ну да, жить можно: вторая голова…

Лученко: Нет, смотря где вырастет вторая голова. Может, оно лучше… А это точная информация, что будут строить?

Акай: Дело в том, что наши люди сейчас уехали в Белоруссию, чтобы лучше узнать. Ребята из Гомеля сказали, что сейчас очень опасно…

Ролдугин: Там сейчас выбирается место для станции. Это будет стык Могилевской и Витебской областей. Сейчас там планируются три места. Выбирается одно из этих трех. Приблизительно уже место лагеря можно определить — стык Могилевской и Витебской областей.

Акай: (плохо слышно).

Ролдугин: Мы стараемся участвовать во всех акциях, которые проводятся: студенческие и профсоюзные даже, и сами там организовываем антивоенные митинги, Первомай традиционно. Нам это в какой-то степени легко делать, поскольку я сам в прессе работаю и у меня практически во всех сферах СМИ есть свои связи. Я уже приглашаю людей, которых я лично знаю, которые соответственно это освещают. Хотя, с другой стороны, здесь есть свой негативный фактор, поскольку мы уже практически все засвечены и в случае чего там знают кого, где и куда. Выпускаем «Черный передел», листовки по мере надобности. «Черный передел» печатается в Воронеже, есть бесплатный ризограф, а листовки печатаем у себя, за деньги уже. Когда необходимо что-то срочно отпечатать, тогда уже сами все делаем. Последнее время у нас определенные сложности с правоохранительными органами. Если до этого от нас в стороне… Сейчас попривыклись: 27 марта после митинга у нас небольшая стычка, 9 мая нам вообще помешали участвовать в общей демонстрации. Мы, в принципе, сами не особенно хотели, поскольку комсомольцы нас обманули, обещали дать слово на митинге и не дали. И был у нас в институте один преподаватель, который теперь работает в ФСБ и, типа, от ФСБ он сейчас нас курирует. Он говорит, что это делает из альтруизма, из патриотизма, из добрых чувств. Пытался завербовать кое-кого из наших, и в последнее время именно на него большое давление и пытаются даже запугать. Во время, когда мы делали летом, 2 июля, у нас антифашистский пикет, в какой-то мере провокационный. Дело в том, что баркаши у нас никак не светятся и в таком полуподпольном состоянии находятся, поэтому про них вообще никто ничего не знает. Мы их соответственно оповестили: листовки поблизости от их штаба расклеили с призывом на митинг. Соответственно там было телевидение, и толпа баркашовцев пришла небольшая. Пришли они вместе с ментами, ФСБ вместе с ними пришло. Дружески между собой переговаривались, пересмеивались. У них там тесные связи, плюс мафия еще. И, соответственно, этому человеку, Володе, вручили повестку в милицию, после чего он уехал, но сейчас вернулся, два месяца там не появлялся.

Что еще? Профсоюз мы организовали. Перед студенческой сессией студенческий профсоюз. Поэтому в принципе он еще никак не действовал. Есть только проект устава. Собрание было. Сейчас с сентября он начнет действовать, возможно, это будет делаться вместе с местным комсомолом. Также вместе с комсомольцами с сентября у нас начинает действовать секция рукопашного боя.

Львов, встреча «Восток-Запад» превратилась во встречу «Восток-Восток» в связи с тем, что очень многие иностранцы просто не успели или не захотели, не смогли оформить визу на Украину. Потому что туда въезд для них достаточно сложен. Была представлена Россия — это два человека из Липецка и три из Москвы, из Белоруссии был Минск, Гомель. С Украины были из Донецка Шевченко с Таней, из Днепропетровска Дубовики, Запорожье было. Кто из Запорожья? А который «Дикое Поле» выпускает. Дундич? Я просто не помню. Да-да-да. Да, Дима. Ну, Львов, Ровно и из Киева. Были поляки, два поляка, из Федерации. Было четыре чеха, все из ЧАФ, три синдикалиста и один такой зеленый, Слава, он из Волгодонска как раз туда приехал, на Ладронке сейчас живет. И уже в самый последний день конференции, когда уже все снимались, приехал З.. из Греции. Он опоздал, хотя очень хотел попасть. В принципе, как многие признали, как сам Олег Введенский, организатор конференции сказал в заключении, конференция провалилась. Потому что практически две трети, даже три четверти повестки, которые были определены на конференцию, даже не обсуждались и никто даже не думал их обсуждать. Было обсуждено три вопроса: первый это организация кампании против того, что в Чехии разворачиваются репрессии, там пытаются посадить Вацлава Ежи, он уже сидит. Но это, наверное, потом. Там была достигнута договоренность о проведении согласованной кампании протестов против этих репрессий: в Чехии, на Украине, в России, в Польше. Чтобы все это делалось в один день и чтобы это имело действительное значение. Пока не договорились, известно только, что это будет в конце сентября, от Москвы Лозован за это дело взялся. Связаться с Лозованом, а он уже сам координируется с Польшей, с Чехией, с Украиной.

Второй вопрос: это по инициативе поляков была достигнута договоренность о создании информационной компьютерной сети. От России там Лора была, хотя теперь я не знаю, как там получится, или нет. Те, у кого есть компьютерные адреса, могут связываться напрямую с Польшей, с Чехией. Те же, у кого нет, могут просто письменно какие-то новости, информацию писать на адрес Лоры и она уже это все в компьютер занесет и это будет сразу известно по Восточной Европе, по крайней мере.

И третий вопрос, который обсуждался, самый скандальный, по анархо-синдикализму. Как известно, там личности столкнулись, Вадим Дамье и Сергей Шевченко. Дамье обвинил Донецк в оппортунизме, в том, что они не анархисты. Шевченко Дамье назвал сектантом. Дамье гомельчан назвал петлюровцами. Таня ушла, потом Дамье ушел, был дикий скандал. И после этого, в принципе, вся конференция свелась к личным контактам. Все признали, что с точки зрения личных контактов конференция была плодотворной. Из Белоруссии, из Минска парень показывал приемы прорыва омоновских кордонов. Все сразу давай отрабатывать. На этом конференция вся и закончилась. Где будет следующая, неизвестно, но из Германии пришло предложение провести в Польше. Поляки в общем то согласились, хотя так и не решили. Еще, кроме того, было послано родителям Ищенко соболезнование по поводу его смерти.

По Львову все, по Испании я могу сказать только свое субъективное мнение, поскольку с остальными, с теми, которые туда ездили, не совсем совпадает. В Испании, на сапатистской встрече присутствовало 6000 человек, хотя перед этим организаторы просили ограничить состав участников, потому что действительно там сложные финансовые затраты: питание, передвижение. Большая часть была, конечно, испанцев, тысячи 2-3, тысяча человек из Италии была, итальянцы вообще какие-то сумасшедшие приехали. Остальные — Европа, из Америки, очень много из Мексики было, из Латинской Америки было мало. Основной язык там был испанский, второй по значимости был итальянский, и третий, чуть-чуть, немецкий. Перевод вообще не был никак организован, поэтому понять, что там происходило вообще было очень сложно. Начало было в Мадриде, в пригороде Мадрида Сан-Себастен на стадионе для корриды. Там большой митинг был. Приехали два человека из Чьапаса. Причем так показательно, привезли их на микроавтобусе «Мерседес», показали: вот, сейчас выйдут герои. Надо, чтобы их тут никто не видел, а то тут агенты ЦРУ, они их захотят убить или сфотографировать, вы должны окружить их плотным кольцом. Ну, окружили, они вышли в масках, то есть в платках таких на лицах. Потом уже свободно ходили со всеми фотографировались (смех). Такая показуха, культ. Не знаю, европейцам это нравилось. Для них эта какая-то экзотика. Буквально потом уже люди в поезде ехали, ночь, часа два-три ночи, прошли по вагону, всех так растолкали: сейчас с вами будут здороваться сапатисты. Они так прошли по поезду, со всеми поздоровались…

Лученко: Маразм!

Ролдугин: Я просто на начало опоздал, прибыл уже в Барселону. Из Мадрида разъехались по секциям в разные города. В Сан-Себастене одна группа осталась, одна уехала в Арагон, в Барселоне было, в Андалузии. Опять же, когда я приехал в Барселону, мне сразу список дали, какие есть секции, по темам. Выбрал одну тему, а там никто по-английски не говорит, выбирай другую. Все темы перебрал, оказывается там одна тема, по которой кто-то более-менее говорит по-английски. И то, очень сложно там было понять. Да дня работы в Барселоне: первый день обсуждался вопрос повестки дня, и в конце первого дня уже было высказано такое мнение, а не перенести ли нам вопрос обсуждения повестки дня на следующий день. Там был вообще такой бардак, и что особо не понравилось, вообще все это организовывали испанцы, в Барселоне есть такая группа «Элло Кал», это там такой в центре магазинчик, полуанархический, там много литературы по сапатистам, вообще по Латинской Америке. Но, видимо, это были официальные организаторы, за которыми кто-то стоял. Люди все приходили на заседания, там уже сидел президиум, которого никто не выбирал, кто эти люди были — неизвестно. Кто-то начинал говорить, отвлеклись от темы — сразу прерываются, только начинали между людьми какие-то контакты завязываться, чтобы как-то действия координировать: мы здесь не для того собрались, мы собрались здесь читать доклады, все это не нужно, это в свободное время можете обсуждать. И очень многие были настроены на то, что ожидали, что будет создан какой-то Интернационал сапатистский. Все это откладывалось до последнего дня этими организаторами непонятными, и потом уже в последний день было просто сказано: а у нас, типа, из Японии никого нет, поэтому Интернационал не может быть создан. Здесь трудно сказать, что там происходило. Потом уже, когда из разных городов съехались на заключительный этап конференции в Андалузию, там засквотированная ферма, все проходило там. А жили недалеко от этой фермы, в трех километрах, небольшой такой городок. Там ночью проходила, допустим, демонстрация. Предполагалось, что это будет большая демонстрация, карнавальное шествие. На самом деле все люди, которые туда приехали, там было 3-4 тысячи человек, все разделились на две демонстрации: одна была анархическая, большая часть там была анархистов, в другой была большая часть сапатистов. Чем различалось, допустим, флагами соответственно, из Каталонии приехало очень много анархистов, и молодежь, и более старые. С транспарантами, с флагами. Даже по лозунгам, там все скандировали основной лозунг: «Сапата вива, вива! Лалуча сила сила!» «Сапата жив! Борьба продолжается!». А вот анархическая демонстрация Сапату заменяла на Дуррути. И там все время пытались, кто друг друга перекричит, сапатисты или анархисты. И так две части разделились, в одной было больше сапатистов, в другой анархистов.

Романов: А сапатисты были все мексиканские, или какие-то европейские сапатисты?

Ролдугин: Европейские. Хотя из Мексики тоже было очень много. Контингент какой там был: очень много было и индейцев из Америки, из «Тупак Амару» там были, из европейцев там были от ИРА, от «Батасуна», это политическое крыло ЭТА, от РАФ были люди. Пестрый такой состав. Троцкисты из Южной Африки, берберы, так достаточно интересно с людьми поговорить. Причем многие действительно такие крутые деятели, которые отсидели по несколько лет в тюрьмах.

Щипцова: Слушай, а если, допустим, большинство из них на нелегальном положении, не боялись они…?

Лученко: Насколько на нелегальном?

Ролдугин: Понимаешь, что значит на нелегальном положении. Вот, допустим, состоит человек в…

Щипцова: Если, допустим, РАФ…

Ролдугин: А в РАФ которая была, она уже отсидела 14 лет. Ее посадили в 82-м, она в прошлом году вышла.

Щипцова: То есть нелегалов там не было?

Ролдугин: Нелегалы… Там трудно сказать. Нелегалы, в принципе, были. Была вот из «Батасуна». У них же там двойное членство. Она говорит: «Я в «Батасуна"». Вполне вероятно, что она и в ЭТА. Так же и «Шин Фейн» и ИРА. То, что там было много ЦРУшников, разных разведок, это да, факт. Во время демонстрации в Барселоне были столкновения с полицией и потом уже, когда все уезжали в Мадрид, там люди на вокзале опять начали скандировать «Сапата! Вива, вива!». Полиция попыталась забрать несколько человек, вся толпа набежала, так окончательно разошлись, полиция только засняла всех на видеокамеру. На этом все исчерпано. Да, путешествия были достаточно облегчены, потому что профсоюз транспортников выделил два поезда. Большие такие поезда были, на которых мы бесплатно по всей Испании ездили.

Романов: А чего в Европе хотят сапатисты?

Ролдугин: первый съезд понятно — там была поддержка Чьяпаса. Теперь вроде бы Маркос находится в группе из Мехико. Здесь в большей степени поэтому из Чьяпаса практически никого не было. Маркос прислал большую такую длинную телеграмму. Все еще удивлялись, откуда он нашел столько денег на такие телеграммы. Ее читали чуть ли не час. Город, в котором заключительный этап был, выступил мэр города: Я солидарен с идеями сапатизма. Перед этим, правда, выступили местные жители, которые кричали: Слава любимому мэру! (смех).

О резолюциях, которые приняли. Тоже там, перевода не было. Кое-что переводили, кое-что нет. Допустим, была принята резолюция о поддержке национальной общины. Трудно понять, что они там под этим подразумевают. В общем, они противопоставляют национальную общину и национальное государство. Они считают, что это разные вещи. Национальная община — это поддержка традиционных ценностей, коллективизма общинного. С другой стороны, принимались резолюции, другими группами, наоборот, такие не коммунитарные, а индивидуалистические. То есть очень много такого либерального толка резолюций принималось, типа организации независимых банков. Независимые коммерческие структуры, банковские структуры независимые, сапатистские.

Лученко: Тот кто это организовал, у него много денег. Собрал людей, народ съехался, фестиваль такой получился.

Ролдугин: Да, с одной стороны, многие приехали потусоваться, такое двойственное впечатление. С другой стороны, все-таки было много таких людей, которые действительно чем-то занимались.

Щипцова: К сожалению от России мало…

Ролдугин: Группа вот таких радикалов, особенно национал-освободительных, попыталась принять резолюцию о поддержке политзаключенных. Вот эти самые неизвестные организаторы не позволили этого сделать. Сказали, что могут быть неприятности с властями. после этого баски захотели скандал там устроить, а потом куда-то пропали. И РАФ, и баски, и ИРА. Они…

Щипцова: Они, наверное, отдельно тусовались.

Ролдугин: Вообще, в разных странах разные группы занимались. Группа солидарности с Мексикой: все руководители прилетали в Испанию строго на самолетах и основная часть заседала, а руководители на море отдыхали. Купались, а на заключительный этап вообще не поехали. Скандал там еще один был маленький: была там такая группа защитников животных из Франции, и кто-то случайно прочитал их листовку, которую они распространяли, и обнаружил там фашистские идеи. Вот, все кто мясо ест — сволочи, их надо отстреливать. Был такой скандал. Часа три там все разбирались, столько шума было, вони: вы фашисты, нет, вы фашисты. Немцы там такие знаки показывали. Долго решали, что с этим французом делать, который листовки распространял. Потом решили, вот эта бабушка, из Чьапаса были двое: такой дедушка и бабушка. Такие христиане, которые, запинаясь, читали что-то по бумажке. Бабушка выступила, сказа давайте быть терпимыми, что-то такое. И, в общем, француз этот куда-то испарился. А немцы обиделись, что француза не побили, и ушли в лес. Альтернативное заседание, и там до ночи решали, что делать с французом и защитниками животных. Потом к ним еще итальянцы присоединились.

Маразма хватало. Хотя, с другой стороны, я материалы кое-какие привез. Я еще не все прочитал, и в одном прочитал, что в принципе цель их, вот этой конференции, не организовать новый Интернационал (многие бы хотели), а инициировать инициативу на местах. То есть дать толчок, для тех, которые приехали на эту встречу для более активной деятельности. Возможно, что какую-то пользу это принесло. Но что касается самого сапатизма, опять, мое личное мнение, это просто очередное увлечение европейцев. Как было в свое время увлечение Кубой, Никарагуа. Скоро, я думаю, это пройдет. Через пару лет.

Лученко: А там никто не задавал вопроса: откуда деньги эти?

Ролдугин: Многие европейцы просто платили за участие в конференции. 200 баксов. Немцы 200 марок платили.

Лученко: Я не про это. У сапатистов самих.

Ролдугин: У сапатистов самих? Трудно сказать. На самом деле Маркос довольно авторитарная такая личность. Вот эти из Чьапаса выступали, дедушка так вообще, силком со сцены уволакивали, а он: «Слава Маркосу!». Что касается денег — не знаю, но было решено, что следующая встреча будет в Италии, либо следующим летом, либо через год. На самом деле, итальянцы себя очень плохо повели, не знаю, какая будет организация в Италии. То есть организация была вообще какая-то беспорядочная. Говорили: ужин будет в восемь, ужин был в двенадцать. И никто никогда не знал, где что будет происходить, знали только итальянцы, но они никому не говорили. А я там жил вместе с итальянцами, итальянцы вскакивают, куда-то бегут, я вместе с ними — и попадал, куда надо. Многим понравилось. Хотя смысла как от обычной тусовки. Баски очень хорошие были.

Романов: Баски — из ЭТА или какие-то другие?

Ролдугин: Только не из ЭТА, так это не говорится, а из «Батасуна», политическое крыло ЭТА. Продолжение сапатистской встречи, не знаю, что там было, и было ли вообще. С 26 июля по 3 августа.

Романов: 600 человек было?

Ролдугин: В прошлом году было 4000, но не было Европы, потому что очень дорого. А теперь все в Европе, близко ездить. Подъема никакого нет, та же самая активность.

Щипцова: Мы как бы вас представили, сказали, что Модель наверное приедет и сам все расскажет.

Дмитрий Модель (Москва, АДА): Я скоро уеду уже. На 20-33 на электричке. Сколько у меня минут есть? Рассказывать особенно нечего, потому что у нас никакой теоретической программы нет, манифестов нету. Есть только революционная практика. Есть движение, мы себя называем движением. Это не очень много человек, но таких целеустремленных, в разных городах, которые в принципе являются носителями анархической идеологии, но, в основном, это контркультурщики. Это люди, которые занимаются таким искусством андеграундным. Причем активно и не переходят на коммерческие рельсы в новых сложившихся условиях, как большая часть андеграунда. Название очень смешное, это специально такое взято название, чтобы чересчур серьезные люди, для которых важна не суть, а именно форма, чтобы они сразу отсеивались, чтобы с ними об этом не говорили. Называется «Движение Ультра-Радикальных Анархо-Краеведов». Сокращенно ДвУРАК. То есть это такое очень длинное забарматывание, которое сразу улыбку на лице вызывает у многих, или наоборот, начинают глазами хлопать. В принципе, смысл есть, смысл серьезный. Есть и программа, но нет такой бумажки, на которой написано «Программа» или «Манифест». Потому что, если такая бумажка есть, то, наверное, смысл уже и теряется. Никто, как правило, своим манифестам не следует, если такой манифест создается, или программа — это либо проходимцы, совершенно конкретно, либо люди, которые сильны очень в теории, но в практике несильны. Мне так кажется. У нас есть орган свой, называется «Краеведы на марше». Журнал. Есть фотохроника, такая газета-листок, выходит почаще.

Вопрос: А вы с собой не привезли?

Модель: Да, я привез, но я хочу сразу сказать, что мы вообще накапливаем информацию, хотим с людьми общаться, знакомиться, что-то предлагать свое. И я всех прошу, кто заинтересован, писать по адресу, присылать обязательно свои издания. А мы эти издания прочитаем, и тогда вам тоже чего-нибудь пришлем. В рамках нашего движения создано такое «Общество дружбы АКМ». Первоначально, когда мы с ФАКом краснодарским вступили в контакт, с Федерацией Анархистов Кубани, мы там создали «Общество дружбы АКМ» — «Общество Дружбы Анархистов Кубани и Москвы». Вот, это общество как раз по культурным связям, люди, которые входят в это общество, они занимаются активной перепиской и обменом творческой продукции. Какие еще подразделения есть у нас? Есть разные организации, можно назвать КОСБИ алма-атинский, ФАК, потом товарищ Василий из Кустаная со своей группой, Олег из Липецка, с которым мы дружим, тоже обмениваемся информацией, пытаемся, может быть, что-то совместное проводить. Самая сильная, самая многочисленная — это московская группа. Мы вообще подбираем слова такие, бравирование революционной лексикой. Нам это все нравится, Это как Макаренко писал. Людям в принципе это все очень нравится, поэтому мы не стараемся чересчур серьезную такую мину делать, слова тщательно подбирать. Мы наоборот вводим в речь, во все документы, в писанину, если она есть, какие-то листовки, там такие совершенно непонятные на первый взгляд жаргонизмы, для того, чтобы отпугнуть таких, как мы называем, старпёров. Которые пытаются нам мешать, нашей деятельности, из-за того, либо они там ревнуют, какие-то сферы влияния мифические делят между собой. Либо там еще что-то. Например, ко мне большие претензии у многих из москвичей, и не москвичей уже из-за того, что я ездил в Северную Корею. Мне всегда было интересно журнал «Корея» почитать. Я сейчас объясню, почему я там был, каким образом. И вообще, о тоталитаризме там, если о нем знают только из каких-то книжек про Сталина, или из Оруэлла, в голове не сложится никакого представления совершенно конкретного об этом. А вот Северная Корея, это такой хороший плацдарм, который можно своими глазами понаблюдать. Ну, Костенко, у него есть такая оранжевая организация «Московское молодежное общество изучения идеи чучхе». Вот, все, кто в этой организации, они свои интересы преследуют. Кто-то там действительно, может быть, какие-то средства получает, выгоду из этого. Кто-то там просто развлекается таким образом. А мне было интересно в Северной Корее побывать. Сразу хочу сказать: серьезным людям, которые действительно в чем-то конкретном там заинтересованы, вот поездка такая мне никакого дохода не принесла, но знаний добавила. Совершенно не нужно ни лебезить перед корейцами, ни лицемерить, ничего такого там нет, то есть там даже проходимчества никакого нет, потому что корейцы прекрасно понимают, все, что у нас здесь происходит. Им важно только отчет для Пхеньяна, что есть такое общество, оно изучает идеи чучхе — и все. А мы там под корейским флагом такие вещи творили, такой цирк устраивали, что потом мне звонят из посольства и говорят: ни в коем случае под государственным флагом не выходите на оппозиционные митинги.

Вот. Чем конкретно занимаемся. Очень широкий спектр направленности деятельности нашей. В первую очередь мы пропагандируем художественные принципы революционные. Вообще в творчестве, в самом широком смысле, эта идеология называется «За анонимное и бесплатное искусство», сокращенно зАиБИ. В принципе, это отдельный разговор, в каждом номере «Краеведов на марше» там статья есть, называется «За анонимное и бесплатное искусство». Там статьи все разные, но смысл один. Я думаю, что сейчас не нужно объяснять, в чем суть. Мы эту идеологию пытаемся внедрить в сознание художников разных, и начинающих, и не начинающих. Для того что, просто мне кажется, что у современных революционеров нет своих культурных маяков, именно современников. Что касается панк-рока, там люди слушают либо какие-то такие уже классические образцы, там «Sex Pistols», или «Dead Kennedys» и «Joy Division». Вот, а что касается отечественного панка, они начинают обсуждать там, прав ли Егор Летов, или не прав, и в чем корни там его падения, или наоборот, анархист ли Егор Летов? То есть люди подсознательно стремятся найти какие-то анархические панк-группы, совершенно не там, где их нужно искать. Мы пытаемся эти ориентиры показать.

Потом, кроме этого, у нас есть, например, такая рубрика в журнале, и вообще действующее такое объединение, называется «Киноклуб» краеведческий. Там мы стараемся лично отсмотреть разные фильмы, а потом давать им какие-то рецензии, и пропагандировать всячески. Потому что киноискусство, кино — это очень мощное оружие. Ну, списки литературы публикуем, рекомендуемой для прочтения, самой разной. И, конечно, проводим практические акции. Это панк-концерты, можно сказать, в неподходящих условиях для этого. В самых естественных условиях. Не в клубах, то есть это такая антиклубная политика. Например, мы играем на стройках, вот 17 августа был в бассейне недостроенном концерт. На батарейках, то есть исключительно за свои средства, не зависящим от подпольного шоу-бизнеса. То есть есть в Москве «Клуб Джерри Рубина», но это — не контркультура. Подпольный такой шоу-бизнес, я считаю. Да, и самое главное, что мы не хотим, чтобы у нас все свелось к тому, как в Чехословакии. Я сам не был, но мне рассказывали, что там есть разные андеграундные якобы кафе какие-то там, какие-то рок-магазины. То есть само понятие рок-магазин — это уже ерунда. И мы стараемся противопоставить такому подгребанию под себя. Вот государство гребет под себя всю контркультуру, которая еще осталась. Даже в современных условиях мне кажется невозможным возникновение каких-то новых групп, потому что моментально им государство сделать демо-записи, а потом уже сыграть в каком-нибудь клубе, причем же самим заплатить за свой же концерт, распространить часть билетов. Люди с самого начала из творцов превращаются в каких-то торгашей и конъюнктурщиков. Мы пытаемся их освободить от этих вот правил, так скажем. Для этого предлагаем свои правила и принципы.

Ну, с заграницей контактируем, пока слабо, потому что знакомых мало, мы только продукцию нашу туда стараемся послать или кому-то подарить. Это в основном музыка, видеокассеты скоро будем распространять. Пока таких серьезных контактов нет. Сейчас наш один товарищ, девушка, по семейным обстоятельствам уехала в США на год, поэтому мы активно ищем контакты в Америке, чтобы послать ей туда адреса, чтобы она там с кем-то могла связаться. Она там издает журнал, «Нога Москвы» называется, в котором пропагандирует нашу идеологию краеведческую. Поэтому, если у кого-то есть какие-то американские адреса, то, может быть, вы мне дадите, или пришлете. Мне очень нужно, чтобы она там могла связаться и с пользой время провести, потому что она там будет год целый, достаточно долго. Что значит краеведческий? На самом деле, краеведение — это такой термин совершенно определенный, а мы берем слова и придаем им свое значение, потому что мы филологически не заморачиваемся. Берем первое попавшееся. Краеведение — путешествие, активное любопытство. А анархо-краеведение — это значит краеведение не по правилам. Как бог на душу положит. Это просто … (конец кассеты).

… «Катакомбы-97». В Подмосковье есть система катакомб, называется Сьяны. Эти катакомбы начали разрабатываться, известняк, еще 400 лет назад там начали добывать известняк для белокаменного Кремля и закончили разработку перед войной. Вход забетонировали главный, но есть такие люди, спелеологи, которые там прокопали какой-то лаз и туда лазают. Мы туда спустились, там все посмотрели, и будем играть там. То есть это тоже сразу такой отсев, если мы предлагаем, ваша группа, если мы видим, что у людей более-менее какие-то тексты интересные, революционной направленности, тут уже начинает второй фильтр работать: вы сможете в катакомбы спуститься и там сыграть? С гитарой пролезть через какую-то щель узкую, потом долго по коридорам идти и на батарейках там в темноте играть для людей которые там в катакомбах будут. Вот такой фестиваль будет. Это будет в середине сентября.

Просто здесь есть несколько человек, которые уже с нами хорошо знакомы. Наши мероприятия смотрели, они в принципе потом тоже могут подтвердить, что я говорю. А вообще, основная цель, основная задача — это, так скажем, культурная революция в революционной же среде. Показать культурные маяки людям, которым небезразлично. Создать новую революционную культуру, новое революционное искусство, место того, чтобы люди выбирали между, уже готовые какие-то образцы, например, я еще раз говорю, решать вопросы: Егор Летов — наш или не наш, например. Есть просто огромное количество молодых людей и групп, которых никто не знает, которые не хуже, чем Егор Летов, а намного лучше.

Лученко: Записи групп будете распространять?

Модель: Мы распространяем сборники и просто кассеты групп с обложками и так далее. Да, играем мы вживую. У нас меньше всего, это концептуализма, чем где бы то ни было. Никакого концептуализма, все должно быть естественно, натурально и так далее. Например, вот, как вы говорите, только вживую. Нет, мы считаем, что это глупо — только вживую. Зачем? Если можно кассету записать и отправить, конечно, мы отправим кассету (смех).

Лученко: Логично. Нет, ну я так уже испугался, думаю …

Модель: Естественно, что нас никто, конечно, не спонсирует и никогда не будет, потому что такая музыка никому не нужна, она коммерчески не выгодна.

Лученко: Чего сразу?! Она нужна революции!!!

Модель: Я знаю, я просто говорю, торгашам не нужна.

Рауш: А если вас начнут спонсировать?

Модель: Если начнут спонсировать, то будет больше тираж и …

Лученко: Так это ж уже попса!

Модель: Нет, попсы не будет.

Лученко: Попса в том смысле, что: рок-магазин — это нонсенс, а контркультурный магазин — это больший нонсенс.

Рауш: То есть отказываться не будете, если будут спонсировать?

Модель: Нет, у нас речь об этом вообще никогда не идет, потому что просто…

Лученко: Пока сейчас не идет…

Модель: Такие умственные построения, совершенно нереальные. Я говорю о том, что, если, например, какая-то из наших групп запишет какой-то альбом, музыку, кассету, которая действительно конкурентоспособна на какой-нибудь «Горбушке», в Москве самом крупном рок-рынке в стране. И если кто-то начнет эту кассету выпускать и продавать, то мы это будем только приветствовать. Нам все равно выгоды никакой не будет, у нас антикопирайт стоит везде. Наш символ — перечеркнутый копирайт. Если кто-то будет продавать, и кто-то будет покупать, то это, наоборот, победа будет большая.

Лученко: Это правильно, потому что…

Модель: Дело в том, что мы не стремимся к этому, мы не записываем такую музыку, которую специально купит. Мы записываем то, что хотим, что считаем нужным. Если кто-то сможет, то это хорошо.

Нет, послушать я не привез. Я просто хочу, чтобы мне сначала что-то прислали. Вот мы уже…, есть адрес. Есть с собой два выпуска «Фотохроники» и одна листовка, которую мы сейчас клеим по всей Москве. Сейчас, на данный момент, все разошлось. Мы активно распространяем маленькие листовочки с лозунгами, лозунгов очень много, большой набор. Сейчас у меня нет всего, я специально не привозил сюда. Вот такая ситуация. Может, если у кого вопросы какие есть, я лучше на вопросы отвечу?

Лученко: Адрес.

Модель: 129281, Москва, Изумрудная улица, дом 11, квартира 44, Диме, это мне, значит. Если кого-то действительно что-то заинтересовало, какие-то вопросы, вы, если пришлете письма, я как можно более полно отвечу. И сейчас могу ответить. Да, еще чего хотел сказать: основное содержание всех акций — это пропаганда революционных идей в художественной форме. Причем как можно более простой и доступной. А окраска всегда оранжевая. Например, вот то, что я сейчас хожу по городу в такой футболке, с цифрой 580 вместо 850 — это тоже один из методов воздействия. Основная тактика — это крышеснесение, молодежным языком говоря. Поразить человека, напугать его чем-то. И привлечь внимание. Если привлечешь внимание к себе своим видом, то потом уже можно говорить. Кстати, в Ленинграде у нас есть очень активный такой активист, Дмитрий Аверьянов, он в Колтушах живет. Он там активно занимается распространением нашей литературы.

Рауш: Алма-атинские ребята приезжали, давали его телефон и адрес.

Модель: Фомин там такой есть, фашик, правый. А Аверьянов, он…

Рауш: Ребята из троцкистского лагеря приезжали.

Модель: Точно Аверьянова? Потому что, если Фомин, то это не наш. Может быть кто-нибудь хоть один вопрос задаст? У нас в журнале «Краеведы на марше» который сейчас как раз выйдет, там будет большая статья, «По 200 грамм риса» называется. Там как раз про поездку в Корею подробно.

Мангазеев: Дима, а вот прежде в социалистические страны можно было ездить просто с паспортом заграничным. А как в Северную Корею?

Модель: Я говорю, что для того, чтобы поехать в Северную Корею, я сначала ходил на заседания Московского Молодежного Общества изучения идей чучхе и просто задавал иногда вопросы конкретно человеку из посольства, а потом, когда возник вопрос, кого посылать на годовщину там, Костенко просто на меня показал. Можно сказать, что Костенко протекцию мне составил. Я не считаю совершенно зазорным общение с Костенко, ну и вообще с остальными всеми. Мне не понятна вся грызня, которая ведется. Мне, может быть, Костенко ближе чем, например, какой-нибудь Дамье там.

… о чем говорят как раз в средствах массовой информации и среднее между журналом «Корея». Золотая середина, все самое лучшее туда и все самое лучшее оттуда. Я хочу сказать, что в Северной Корее все нормально. Мы собираемся расширяться очень сильно, по всей стране разыскиваем людей, которых вопросы творчества волнуют и эффективность творчества. Поэтому и создали для них такое объединение. А мы сами достаточно давно действуем. Вот, например, такая группа «Лисичкин хлеб», может быть вам неизвестная, в Москве ее в контркультурных кругах знают. Мы, например, 5 лет уже там играем. Первое воскресенье сентября, завтра, будет пятилетие. И ориентиры какие у н журналы «Краеведы на марше», «Новый Завет» (это то, что Василий издает)…

Рауш: Он там уже не «Новый Завет» издает…

Модель: В принципе, да. Он не будет сейчас ничего издавать, он мне сказал. Потом в Ленинграде «Свирепый Ёж» журнал, в Краснодаре «Вопросы Революции» (АКМовское издание). И музыкальные группы: «Пограничная Зона» — это в Ленинграде, потом в Москве это «Лисичкин хлеб», «Рабочий Контроль» и собственно «За анонимное и бесплатное искусство» (зАиБИ сокращенно). Все.

Рауш: Дальше у нас оргвопросы.

Лученко: Два слова. Это уже была телега такая. Народ, че дергаемся?! Я предлагаю на время не очень бурных встреч, когда мы собираемся раз в год, когда мы собирались раз в полгода — там можно было определять, допустим, лагерь или города около каких-то жарких событий. А сейчас, когда нет такого, в принципе, кипения бурного, есть события, но события, скажем так, терпящие отлагательств. Я предлагал, предлагаю и буду предлагать собираться в Питере. И даже дальше пойдем: я бы предложим собираться всегда в Питере, допустим, в первой половине, или середине сентября. Для чего? Допустим, чтобы народ постепенно узнавал, и новый народ, и разошлось так это по людям за год и потом традицией стало, что в сентябре встреча в Питере. Вот. Для чего? Во-первых, для того, чтобы действительно друг друга послушать, что случилось за лето. Потому что обычно основные события происходят летом. У кого как, но обострение идет весной, осенью немножко, а основное весной — марты всякие, всякие маи, да. Опять же, лето, тусовки там, тусовки там происходят. А вот в сентябре можно собраться и в спокойной обстановке это все дело обговорить. Опять же, сейчас видите как интересно получается, мы сейчас собрались, а где-то там предлагается какой-то там Конгресс. Мы можем уже принять телегу по этому поводу. А потом, когда наших сажают, можно телеги принимать по следам горячих событий, но уже в более такой организованной обстановке. Нет, кто против Питера, пускай сразу скажет.

Рауш: Дело в том, Леонтий (смех, шум) что когда мы у себя на Конференции прикидывали, конечно, мы в состоянии провести съезд. Конечно, в любом случае нам проще провести у себя, чем тащиться куда-нибудь. Это всегда легче.

Щипцова: У вас всегда помещение есть?

…

Рауш: Постоянно Москва отказывалась.

Щипцова: Ой, будет в Москве, это будет одна грызня! А здесь мы собрались и друг на друга не кидаемся, А в Москве, это …

Рауш: Грызня кого с кем?

Щипцова: Да москвичей друг с другом. И москвичей со всеми. И все припрутся, это будет ужасно… (общий шум)

Модель: Надо сначала в Москве всех собрать, а там уже решить, кто поедет на…

…

Загорский (в микрофон): Москва — место следующего съезда, а следующий вопрос «О взаимных претензиях».

Рауш: …заявки на проведение. И, в принципе, я понимаю его так, но можно, конечно, понимать его и иначе. Поэтому нам в данном случае надлежит определиться в понимании этого пункта.

Романов: А чего делать? В общем-то, несанкционированный, тут…

Щипцова: Несанкционированный в Москве только пикет можно провести, а митинг — его тут же свинтят, да еще пизды получать…

Романов: Лучше бы, конечно, несанкционированные только проводить, но, если уж деваться некуда…

Лученко: Один раз — не пидорас?

Романов: А то получится дээсовщина такая, то есть будешь без конца сидеть 15 суток, потом еще столько же.

Рауш: Дело в том, что по поводу вот этого митинга, который проводился Вадиком тогда, ведь количество людей на этом митинге, я так понимаю, ограничивалось своим кругом, то есть это была практически маевка. То есть широкой аудитории там не было, там говорят было 15-20 человек.

Акай: Когда?

Рауш: На 1 мая.

Акай: Нет, там было человек 40.

Щипцова: Извини меня, власти специально дали место перед парком культуры, если б дали на Пушке, там, может, и 100 человек собралось. А тут дали у парка культуры, там одни обыватели.

Лученко: А чего вы обижаетесь, не фиг было разрешение брать. Подожди, вот наш опыт казанский какой: мы просто не делаем митингов в принципе. Мы либо вписываемся в тот митинг, который есть, либо делаем пикеты. Все.

Щипцова: Понимаешь ли, бывают ситуации, когда нужно достаточно долго что-то, как говорится, попиздеть людям…

Романов: Сейчас на пикет требует разрешения.

Щипцова: Одно дело просто в СМИ засветится, а другое дело что-то людям донести. Ты донести не успеешь, когда тебя через полчаса свинтят, и все.

Лученко: Подождите, а вот на пикете можно точно также до людей доносить.

Щипцова: А на пикете мало человек…

Лученко: Я знаю, что там разница, но, насколько я знаю, у нас таких проблем нет. Мы все время с людьми общаемся.

Щипцова: Это у вас нет, а у нас встал в пикет, через 20 минут его свинтят.

Романов: Через 20 минут, через час — когда как.

Щипцова: Какой час?

Лученко: Надо менять тактику, значит. Надо появляться, виртуальный пикет такой, на полчаса, на 15 минут: свернулся, сбежал, посмотрел, опять появился. Чего делать?

Модель: Надо листовки выпускать на самом деле.

Рауш: На самом деле санкционированные акции — это такой знак лояльности.

Щипцова: Приходится, понимаешь…

Рауш: На данный момент загнали нас в такое положение.

Лученко: Ну нельзя этому поддаваться.

Рауш: Может быть, лучше вообще без митинга, чем санкционированный митинг.

Лученко: Да у меня рука отсохнет, чтобы я такую заяву написал.

Щипцова: Вот когда был митинг в защиту Соколова, там нельзя было несанкционированный. Дело в том, что там деньги на передачку собирали. Вот как на пикете деньги на передачку собирать? Тебя менты те же обуют, и все. А на митинге мы хоть на передачу набрали бабок, это уже конкретное дело. Поэтому говорить, что в любой ситуации нельзя делать, нельзя.

Мангазеев: А от имени профсоюзов или какой-нибудь там партии.

Рауш: То есть это вот так должно пониматься, да…

Акай: …Если вы хотите обсуждать претензии, у меня другие претензии, когда анархисты делают митинги с РКРП…

Рауш: (смех) Мы делали митинги с РКРП и выступали с ними. Я могу объяснить почему.

Акай: И я могу объяснить, почему нельзя…

Рауш: Я понимаю. Нет, на мой взгляд есть некоторая разница между, допустим, РКРП, нехорошей организацией, безусловно, может быть враждебной, но это все-таки негосударственная система. Одно дело взаимодействие с РКРП, такое нормальное, а другое дело взаимодействие, причем взаимодействие с РКРП на принципах анархических, потому они же нами не руководили, ничего. А другое дело взаимодействие с государством на принципах государства.

Акай: Но это не коммунисты…

Щипцова: Бывают ситуации, когда действительно нет выхода, когда надо…

Акай: А что, бывают случаи … (плохо слышно)

Рауш: В самом жестком случае конечно может быть оно следовало бы и так. Но так нельзя, конечно.

Вот то, что мы писали. Леонтий сейчас вышел. Вопрос был в том, что ходили слухи о принадлежности Германа Алёткина из Казани к Либерально-Демократической партии Жириновского.

Мангазеев: А его одним приказом отчислили из ЛДПР вместе со Славой Хазовым.

Рауш: Вот да. Мы все порывались узнать когда произошло с ним такое несчастье. Когда его выгнали из ЛДПР? А он нам написал такое странное письмо, из которого совершенно было непонятно, то есть он определенно уклонялся от ответа на этот вопрос. У нас сложилось очень двойственное впечатление. Но вот Леонтий нам уже сказал, что его давно выгнали. Потом, Игорь Александрович, претензия к вам заключается в том, что когда мы договорились об организации информационной сетки, АДАвской, на прошлом съезде, то мы в общем как бы договаривались звонить. А вы все пишите и пишите… Причем, по мере того, как съезд приближается, вы стали писать все реже, реже, реже … А приглашения на съезд вы просто не отправили никому. Согласитесь, что…

Мангазеев: Я согласен. Я согласен со всей критикой, мне было просто тяжело физически, так как у меня дочка недавно родилась. Просто я спал по 3-4 часа.

Рауш: Поздравить вас.

Мангазеев: Спасибо. Я согласен с критикой.

Рауш: Дело в том, что это не вся критика к вам, есть еще критика такая. Она базируется на вашем письме, вы что-то писали в своем письме о намерении работать в пресс-службе губернатора.

Мангазеев: Намерение было. Доступ к информации эксклюзивной. Но оно так и осталось намерением.

Рауш: А в принципе, чисто концептуально, стоит это обсуждать или не стоит? Это возможно нашим людям работать в таких структурах?

Мангазеев: Я объясню, почему я отказался. Дело в том, что меня сразу напрягли. Мне сказали: есть у нас в Думе депутат-коммунистка от Тверского округа Татьяна Астраханкина. Мне сразу поступил социальный заказ ее, грубо говоря, опорочить. И я сразу же отказался вообще от таких даже обсуждений таких вопросов. Это было еще в мае.

Рауш: В принципе это обсуждать имеет смысл? Могут ли участники организации работать в пресс-службах властных структур?

Щипцова: Извините, Сергей Фомичев пишет статьи в «Известиях», мы ему претензии не предъявляем.

Рауш: А Сергей Фомичев не состоит в Ассоциации Движений Анархистов.

Щипцова: Разве?

Рауш: Он из нее давным-давно вышел. Еще в 1991 году.

Лученко: Он вообще в Думу баллотировался.

Рауш: Вообще баллотировался в Государственную Думу. Так что извините, Сергея Фомичева мы не обсуждаем. Он как бы не наш. Он как бы наш друг и знакомый, но он не состоит среди нас. А вот в принципе, оно возможно или нет? Я не говорю писать в казенную газету, я имею ввиду службы, пресс-службы.

Допустим, есть Ястржембский, пресс-секретарь президента России. Правда, он уже успел стать каким-то вице-премьером.

Мангазеев: Пресс-служба и пресс-секретарь — это разные понятия. Пресс-служба — это та же самая редакция газеты, то есть они получают информацию, обмениваются, а пресс-секретарь — это уже рупор. Здесь был … с моей стороны, конечно опрометчиво. Положили, и я чисто профессионально. Вообще, я согласен с тем, что здесь есть такое опрометчивое… Даже не компромат, а достаточно скользкий с моей стороны был … Я считал, что это только меня касается, а на самом деле, сразу не дошло. Я понимал, что это нужно, потом только…

Рауш: Последняя претензия, которая была у нас, она такая в никуда, но, может быть, имеет смысл о ней сказать. По поводу волгодонской акции. То есть в принципе насколько вообще является оправданным в ходе анархических акций выступать за проведение референдума.

Щипцова: Это не к нам. Мы не участвовали.

Рауш: Понятно.

Щипцова: Вот у Нирмала надо было спросить.

Романов: Анархическая фракция «Хранителей Радуги начиналась из АДА, а так, вообще, на самом деле «Хранители» давно никакое движение вовсе не анархическое, и не экоанархическое. Чисто экологическое, там много уже людей правых даже таких, республиканских. И, собственно, от них странно требовать каких-то именно таких методов. Там уже народ дальше пошел. А именно, взгляды на проблемы Чечни…

Щипцова: На православии крыша поехала у всех.

Рауш: Православие на самом деле в данном случае не является составом, потому что мы же… Что, мы будем в обязательном порядке декларировать, что участник Ассоциации должен быть атеистом, что ли?

Щипцова: Он не должен за всех подписываться под православным …, а получается так, что член движения, которое называет себя анархическим, … чуть ли не православным.

Рауш: У них может свое? Они как за всех?

Щипцова: Кучинскому сто раз уже мозги промывали, а он опять начинает…

Кирилл Гамбург (Питер, гость съезда): О! Петр Александрович! Тут нужно написать, что участник АДА не имеет права рассказывать на исповеди о … (смех в зале).

Рауш: О чем, о чем?

Гамбург: Об анархической деятельности на исповеди священнику и православным, и католикам…

Лученко: Анархист врагу всегда должен врать.

Рауш: Не то что врать, по крайней мере не рассказывать.

Лученко: А какая разница, исповедь она и есть, согрешил на исповеди…

А чего там по поводу несанкционированных митингов решили, все нормально?

Рауш: Решили, что можно санкционированные акции проводить по личной …, но не от имени АДА.

Плюснин: Нет, только в Москве.

Рауш: Как от Москвы, где угодно можно. Можно, это не значит, что мы будем этим заниматься.

Лученко: Нельзя этого делать! Воздержаться от этого!

Рауш: На мой взгляд, нельзя.

Гамбург: Ну, вот. Они теперь возьмут и поросят разрешения на проведение съезда АДА.

Лученко: Это однозначно!

Рауш: Разрешение на проведение съезда нельзя спрашивать, потому что это уже деятельность Ассоциации.

Лученко: Нет, но в любом случае, вот этот прецедент, который будет потом развиваться в сторону все большего и большего…

Рауш: В принципе да, потому что

Лученко: Надо менять тактику! Ищите новые способы, формы!

Романов: Но это ты можешь, допустим…

Щипцова: Жили бы вы в Москве…

Романов: Вадику Дамье претензия-то была. Вот его сейчас нет, а ты бы ему это не доказал, потому что он не будет менять тактику и все равно напишет разрешение. Лучше из АДА выйдет, если уж его будут этим попрекать.

Лученко: Вот это самое интересное.

Рауш: А чего интересное-то?

Щипцова: Я боюсь, что и у нас могут быть такие ситуации, что надо будет брать разрешение. Если это касается дела Соколова, если нужно будет собрать деньги, будем брать разрешение, однозначно.

Рауш: Просто тут должны быть какие-то пределы. Потому что с чем-то еще можно смириться, хотя это очень неприятно…

Лученко: Собирайте бутылки, деньги будут!

Щипцова: Смеешься что ли?

Лученко: А чего не смеяться?

Рауш: … А с чем-то допустим смириться нельзя. Допустим, во имя освобождения своих товарищей, допустим, что-то можно сделать. Допустим, может митинг можно зарегистрированный, хотя это очень противно. Но чего-то во имя освобождения своих товарищей, наверное, делать нельзя. Наверное, есть такие вещи, которые нельзя делать. Допустим, на выборы идти в качестве депутата или народного судьи (шум в зале). Вот я выберусь в народные судьи…

Лученко: Деньги можно другими способами зарабатывать, грузчиками идти работать…

Рауш: Нужно стремиться как можно меньше регистрироваться.

Романов: И всю зарплату отдавать?!

Рауш: Есть еще один момент: дело в том, что в свое время, где-то в 1989-1991 году практика несанкционированных митингов была повсеместно. То есть везде были митинги несанкционированные. Потом, по мере того, как они начали закручивать гайки, несанкционированным стало все сложнее, сложнее, сложнее, сложнее проводить. Я, допустим, до сих пор имею еще такое убеждение, что подавать заявку на проведение митинга — это вообще просто западло и последнее дело. И человек, который это делает, с моей точки зрения, ведет себя совершенно не по анархически. Я на этой позиции остаюсь.

Мангазеев: Петр Александрович! Здесь один нюанс есть. В принципе, люди они не такие глупые, особенно ментура, у нас в МВД, например. То есть согласны в некоторых случаях идти на компромисс. То есть они говорят: разрешение не надо, ничего не надо, вы нас уведомите, что вы будете. Мне, скажем, говорит мент: чтобы мне мое начальство … за то, что мы не знали.

Рауш: Это его проблемы. Если мы каждый раз будем входить в положение конкретного мента…

Мангазеев: Да! Такой компромисс. Не нужно разрешения брать, просто сказать.

Рауш: Это, может, у вас в Твери так, а в Москве совсем не так.

Загорский: Кому сказать? Менту?

Мангазеев: Нет, не менту. Сказать, что мы пройдем по этим … Они говорят: ребята, хрен с вами, вы не просите разрешения, но вы нас уведомите, чтобы мы перекрыли движение.

Рауш: Зачем движение перекрывать?

Мангазеев: Когда мы идем на первое мая, нас по другой улице пускают, чем коммунисты. Потому что мы с коммунистами…

Щипцова: По Москве даже с уведомлением по улице не пройдешь. На Пушке ты повинтишься через 15 минут, это одно. А если ты рассчитываешь час постоять и что-то в мегафон поорать — это совсем другое! И без разрешения никак не постоишь!

Мангазеев: В Москве да. А у нас город маленький. У нас знают … (шум)

Лученко: Уходите в подполье! Чего, в самом деле? Уходите в подполье! Грабьте магазины! Деньги — товарищам! Чего вы, в самом деле?!

Романов: Научи, пожалуйста!

Лученко: Чего?

Акай: Хорошо, приезжайте к нам в Москву и грабьте банки…

Лученко: Научить? Потом нам будете опыт передавать. Чего вы, в самом деле? Вот, обязательно надо…

Рауш: Просто вас это касается сейчас первых, потому что они начинают наступление с вас. Потом докатится на нас, оно уже докатывается, дальше докатится и до Казани. Если мы сейчас будем так бить отступление по всему фронту…

Щипцова: Не надо думать, что нелегальщины нет. Просто … никогда не будет вот так в этом широком круге, и надо это учесть.

Рауш: Это понятно. Я имею ввиду что, есть деятельность легальная и есть деятельность полулегальная.

Щипцова: И нелегальная.

Рауш: Нелегальная…

Щипцова: Но о ней не говорят, все.

Рауш: О нелегальной я вообще не говорю. Я не говорю о ней. Она нелегальная, и нелегальная… Я говорю о том, что легальная уж больно противно. Полулегальная — это нормальное состояние, когда и не запрещено и не разрешено, а просто фактически есть, и все.

Романов: Да.

Рауш: Это нормальное состояние. А вот легальная деятельность, она дюже противна, они просто нас вынуждают постоянно на это…

Щипцова: Мы ни разу не брали разрешение на митинги, ни разу. Но я не исключаю той ситуации, когда-нибудь может быть раз в пять лет случится такая ситуация, что нам придется.

Лученко: Не бывает.

Рауш: Может быть, может быть! И только поэтому.

Лученко: Да нельзя на это идти. Деньги надо собирать, согласен.

Рауш: Много на что нельзя идти, нельзя ходить на одни митинги с коммунистами, вроде бы как. А с другой стороны, и не ходить на эти митинги…

Романов: Зарегистрированных анархических организаций нет, разве что профсоюз «Воля». Поэтому, если какие-то будут подаваться заявки кем-то, то вообще непонятно от какой организации.

Рауш: Ну, да. вся проблема в чем: вот митинг анархистов, санкция на митинг анархистов (шум в зале, одновременно говорят Лученко, Акай, Романов).

Лученко: Надо искать что-то еще.

Рауш: Вот коллизия с Вадиком на первое мая.

Романов: Написать Вадику запрос от имени съезда, чтобы он объяснил свое поведение.

Акай: Я могу сказать, я была там. Действительно, много людей хотело, чтобы он дал заявку.

Рауш: Это решение КРАС или профсоюза «Воля»?

Щипцова: Нет, профсоюз «Воля» не чисто анархический. Это социал-революционный. Там разные люди. Там социалисты разных толков.

Романов: Там и социалисты, и коммунисты.

Щипцова: Конечно, анархисты не подают заявки, но я не говорю, что мы, допустим, от лица профсоюза «Воля» никогда не подадим.

Романов: Нет, тут есть всякие различные иезуитские варианты, когда мы проводим акцию с какими-то не совсем анархистами, но хорошими людьми, пускай они и подают заявки! А мы придем на митинг.

Лученко: Да.

Щипцова: Но анархисты никогда не подают заявок.

Рауш: Вот, допустим, проводились митинги эти по поводу Чечни. Мы не подавали никаких заявок. И какое-то время митинги проходили без заявок. А потом какие-то люди, типа околодемроссиевские, которые тоже против войны выступали тогда, они подали заявку. Ну и чего, и митинг был заявленный.

Лученко: Ничего страшного в этом.

Рауш: А потом, правда, этот заявленный митинг менты разгоняли, когда уже там почти никого не осталось.

Мангазеев: А у вас паспорт есть, Петр?

Рауш: Но он недействительный.

Мангазеев: А вот смотрите, вот лично от гражданина может кто-то, не проследишь же за всеми.

Рауш: В смысле, проследишь?

Мангазеев: Допустим сейчас здесь человек 40, считается тусовка, да. Кто-то подал от себя. Может быть такая ситуация, что от себя группа граждан…

Рауш: Понятно, просто другой ситуации не может быть, потому что юридически от анархических организаций мы не можем подавать, потому что они не зарегистрированные.

Романов: Группа граждан может подавать.

Мангазеев: Конечно.

Рауш: Группа граждан или группа анархистов?

Мангазеев: В том то и дело. Есть паспорт — значит ты гражданин.

Рауш: Что значит? Мало ли что у меня есть паспорт. Он недействительный паспорт! Значит, его нет. Я гражданином вообще себя не считаю.

Романов: С паспортом тоже ходить западло на самом деле.

Рауш: Западло.

Лученко: Западло. (Романову) Ты мне мозги не компосируй, е-мое. Исхитряйся, е-мое. Научился делать из глины бомбочки…

Романов: А я семь лет без паспорта живу.

Лученко: Вот и все.

Рауш: По подложному паспорту надо жить. Это не западло.

Мангазеев: Почему? Какая разница? Паспорт все равно признаете.

Рауш: Подложный паспорт, это совсем другое. Может, и заявки на проведение митинга надо подложные подавать (смех). То есть написать в заявке одно, а проводить совсем другое и в другом месте.

Лученко: Нельзя поддаваться под обстоятельства. Нельзя. Найти левого человека, пусть он подаст заяву.

Мангазеев: Подставить тогда человека.

Лученко: Пускай.

Рауш: Это мы говорим уже о том, что желательно, а не о том, что обязательно. В принципе, мы признаем, что в самом крайнем случае, если так сильно прижмет, можно и самим подать. Хотя не хотелось бы, конечно.

Щипцова: Пока что в Москве анархисты, чисто анархисты, не брали разрешения на митинги. А то, что было один раз от профсоюза «Воля», там не только анархисты.

Рауш: Момент такой, не один раз было. Потому что я не знаю, в данном случае Костенко такой источник интересный, но я не думаю, чтобы он врал. Он говорит, что Вадик регулярно подавал заявки на проведение.

Романов: Ну, один раз на 1 мая, другой раз на 1 мая, а больше …

Рауш: Вроде какие-то на 7 ноября были, студзащитовские какие-то акции.

Акай: Я думаю, что … (плохо слышно). Ну, что, вы будете принимать, чтобы я от прописки отказалась?

Рауш: Нет! дело в том, что прописка — дело личное, а это на уровне организации…

Акай: Я не думаю, что прописка — дело личное, потому что прописывать…

Лученко: Нет! Дойдем, дойдем! Лора, ты не беспокойся, дойдем до того, что примем, что прописки делать нельзя.

Рауш: Можно этот вопрос закрыть, я думаю.

Лученко: Нет! Дойдем и до того, что запретим регистрировать браки, что вы переживаете? Дайте только срок, лет через пять запретим браки. А потом запретим паспорта носить. Но до этого не надо подавать заявки на митинги! Понимаешь, до этого. Чтоб у тебя потом мысли вообще не возникнет, что паспорт — это плохо. А потом у тебя вообще не возникнет мысли, что государство — это плохо. Начнется все с этого. Да, мы все живем в совке, чего ты смеешься? Все ясно, все мы чувствуем себя, как на сковородке, как глисты на сковородке. Но надо от этого уходить!

Романов: Объявить строгий выговор!

Мангазеев: Времени мало осталось.

Рауш: Да, чего мы не сделали сегодня из того, что мы хотели? Мы не приняли по Ищенко бумагу, мы не приняли по поводу Соколова бумагу…

Щипцова: Мы ее еще не написали, давайте завтра на утро.

Рауш: По поводу чеха и мы ничего не решили по поводу конгресса в Лионе, но, Игорь Александрович, может быть, мы сейчас закончим на Ященко. Давайте мы послушаем, Игорь Александрович прочитает декларацию Ященко.

Лученко: Есть такой человек на югах.

Мангазеев: Он тоже журналист.

Лученко: Он учитель.

Мангазеев: Нет, он теперь журналист, из учителей он ушел. Он прислал, просил прочесть:

"Друзья! Приветствую вас и в вашем лице весь X съезд АДА. К сожалению, не могу приехать и непосредственно повстречаться с вами с глазу на глаз. Тем не менее, хотелось бы кратко высказать свою точку зрения на современный анархизм и его перспективы.

Несомненно, анархизм является органической частью общечеловеческой культуры. Как и всякое явление природы, он постоянно развивается и усложняется по неписанным законам общественного развития. Со времен Возрождения и до наших дней анархизм был неотъемлемой частью революционного сознания масс, которое в своей сути являло собой хилиазм нового времени. Революционеры стремились к светлому будущему, концу истории, Апокалипсису, Царству Божьему после кровавой расправы над классами, запятнавшими себя первородным грехом капитала. Оргиастический прорыв в прекрасное далеко должен был решить все проблемы, тяготившие человечество. Нищета, болезни и смерть — все это не имело бы место в долгожданном земном раю. Богочеловек умер вместе с Богом, на сцену Истории выступил Антихрист. …человекобожков, создав тоталитарные подобия рая в коммунистических и фашистских частях света. … обильно кровью… своих же каменных постаментов. Борьба с отчуждением всех видов закончилась тотальным отчуждением и, прежде всего, отчуждением человечества от природы. Созданный техногенный искусственный мир стал враждебным миру естественному. Так называемый научно-технический прогресс оказался своеобразным творцом всевластия … В результате близится деградация и исчезновение … и превращение их в ничто, ради мнимого сиюминутного благополучия. Постепенно общество приходит к осознанию простой истины, что природу надо не покорять, а жить вместе с ней в гармонии. Экологическое мышление должно стать отправной точкой всех последующих поколений людей. Истинный прогресс возможен только в случае приоритета интересов природы над человеческим стремлением к комфорту. Экологическое будущее возможно только в случае изменения двух систем, определяющих развитие человечества. Первой — системы ценностей и целей развития и второй — системы принятия решений. Для этого необходимы кардинальные изменения в политической системе общества. Гражданское общество должно постепенно, эволюционным путем, посредством развития всего демократического права оттеснить государство, заимствовав у него весь положительный опыт управления и координации, уничтожив весь аппарат насилия и отчуждения. Вся работа гражданского общества должна быть направлена на конкретного человека и на защиту окружающей его среды. Необходимо постоянное расширение доступа общественности к принятию экологически значимых решений. Для этого все неправительственные организации должны обладать полной информацией, относящейся к этой проблеме. Все, что касается жизни, здоровья и безопасности людей, не должно носить гриф «секретно». Осознание близости глобальной катастрофы подвело человечество к созданию новой … культурных программ, без которых существование жизни будет немыслимо.

В связи с этим, анархизм, как неотъемлемая часть культуры должен обновить свои принципы, цели, задачи и ценности. В противном случае он неминуемо превратится в исторический атавизм. Надеюсь, что делегаты X съезда АДА сумеют создать программу нового анархизма. Что касается меня, я вижу неоанархизм как движение экологически эволюционное, пацифистское, терпимое ко всем, кто не проповедует насилие и безразличие. Это движение несомненно будет корректирующим, не отягощенным догматами. Целью его, как мне кажется, должно стать достижение человечеством соборного гармонического сосуществования людей, а также всего человечества и окружающей его среды. Желаю вам творческих успехов. Да здравствует неоанархизм — ум, честь и совесть новой эпохи».

Все. Ященко — это тележурналист, он бывший учитель, близок к толстовству, христианский анархист из Волгоградской области.

Лученко: Посмотреть бы на него, ни разу не видел.

Загорский (в микрофон): Сегодня воскресенье — последний день съезда, 7 сентября. Сейчас у нас разбор бумаг происходит.

Лученко: Давай повестку дня зачитай, что у нас осталось?

Рауш: В повестке дня вчера у нас остались вопросы Ищенко, Ежи, Соколов, Шестой Конгресс. это то. что мы вчера не успели. По поводу Ищенко примерно выглядит это так, телеграмма: «Выражаем соболезнования в связи с трагической гибелью сына. X съезд АДА».

Вопрос: А что, подробнее? Это Белоруссия, что ли?

Рауш: Украина, Киев.

Щипцова: А кто это?

Рауш: ИРЕАН, компания Задираки, всех этих самых.

Щипцова: А что с ним случилось?

Ролдугин: На провод наступил.

Рауш: Кто будет е давать?

Лученко: Хозяева съезда. Адрес есть?

Ролдугин: Позвонить, у Костенко спросить.

Загорский: А кому вы пошлете? Родственникам? Родственники, думаете. знают, что такое АДА? Мои, например, не знают (все говорят одновременно).

Рауш: «Обращение X съезда АДА в защиту чешского анархиста Вацлава Ежи».

7 июля 1997 года в городе Бранско (Моравия) был арестован анархист Вацлав Ежи, обвиняемый в двух покушениях на убийство и незаконном хранении оружия. Поводом для ареста послужил акт самозащиты от нападения фашистов.

Исходя из безусловного права каждого человека на самооборону и возможность использования для этого любых средств, участники X съезда АДА присоединяются к международной кампании за немедленное освобождение В.Ежи.

СВОБОДУ ВАЦЛАВУ ЕЖИ!

АНАРХИЯ — МАТЬ ПОРЯДКА!

Плюснин: Вы право признаете?

Рауш: Наше дело…

Лученко: На Петра Александровича, вот я помню, правили какую-то бумагу…

Рауш: «Соглашение о взаимодействии».

Лученко: Да, и это «право» выкинули, и в общем хорошо получилось.

Рауш: Вот там заменили на «возможность», но здесь на « возможность» не получится.

Щипцова: Чего вы спорите, нормально.

Лученко: Нет, я вам сейчас объясню. Лексика должна быть …, но, в принципе, ладно.

Рауш: Вот, приняли. Видите, как хорошо. Уже два пункта.

Лученко: А в Питере кто будет мутить воду?

Рауш: Сообразим как-нибудь. Эту бумагу надо бы Лозовану отправить быстрее.

Дальше по Соколову. Мы сорок минут думали, как назвать. Текст такой:

РЕЗОЛЮЦИЯ X СЪЕЗДА АДА В ПОДДЕРЖКУ АКТОВ ЛЕВОРАДИКАЛЬНОГО ПРОТЕСТА

22 июня 1997 года сотрудниками ФСБ арестован Андрей Соколов, которому в настоящее время предъявлено обвинение в терроризме. Ему инкриминируется взрыв мемориальной плиты семьи Николая II на Ваганьковском кладбище. Взяв на себя ответственность за проведенную акцию, А.Соколов мотивировал свои действия как «месть Николаю Кровавому».

В условиях нагнетаемой властями черносотенной истерии указанный акт протеста не нуждается в каких-либо оправданиях. Мы рассматриваем поступок Соколова как призыв к сопротивлению государственной диктатуре. Хотя конец террористическому правительственному режиму может положить только массовый вооруженный отказ от подчинения каким бы то ни было властям, очевидно, что для успеха революционной борьбы необходима личная решимость каждого ее участника.

Съезд выражает свою солидарность с теми, кто находит в себе мужество для перехода от слов к действию.

ДА ЗДРАВСТВУЕТ РЕВОЛЮЦИЯ!

АНАРХИЯ — МАТЬ ПОРЯДКА!"

Лученко: По моему хорошо.

Романов: Нормально, нормально.

Мангазеев: Мы говорим, что было бы хорошо, если бы…

Загорский: Что же он хорошего совершил? Взорвал могилы…

Мангазеев: Вот это, что было бы хорошо, если, что нужна решимость, это очевидно.

Рауш: Это очевидно, но, дело в том, что надо сказать именно такую очевидную вещь, потому что она для нас, допустим, очевидная, а для кого-то нет.

Лученко: Понимаешь, пока, по существу, громкого действия нет. Есть сам факт…

Рауш: Мы не можем солидаризироваться, допустим, со взрывом на кладбище. Мы не можем там еще чего-то, но так вот, в самом общем виде — солидарность с теми, кто переходит от слов к действию.

Мангазеев: Мы чересчур скрываемся, за словами прячемся.

Рауш: Как?! «Да здравствует революция!», «для успеха революционной борьбы необходима личная решимость…»?

Соломатин: Нет, мне так не кажется, никто не прячется.

Щипцова: Потому что, если еще покруче написать, это точно…

Романов: … массовое вооруженное неповиновение властям.

Загорский: А у вас есть какие-то другие предложения по этому, просто мы вчера думали до 3 часов ночи, это все, что мы придумали.

Мангазеев: Надо переосмыслить это все. Может быть потом спокойными словами выразить эту мысль.

Рауш: По-моему достаточно спокойными словами. Игорь Александрович, какое предложение? «Хотя конец террористическому правительственному режиму может положить только массовый вооруженный отказ от подчинения каким бы то ни было властям»…

Мангазеев: Курс на вооруженное восстание.

Щипцова: Может быть, просто написать «массовое неповиновение властям»?

Рауш: Вот над этим мы и сидели, собственно говоря.

Щипцова: Вооруженного отказа не бывает.

Мангазеев: Вооруженное восстание…

Лученко: Для кого-то вооруженное восстание, а кто-то просто-напросто с оружием в руках отстаивает свою свободу и независимость.

Романов: Никогда не будет достать столько оружия, чтобы он был настолько массовый, что все бы только отказывались.

Рауш: Не написано «всеобщее».

Ролдугин: Илья! На складах оружия столько, что…

Романов: Ну ты один возьмешь, значит, склад, и все. На этом дело закончилось. Или тебе придется сразу с этого склада идти и колбасить их всех, или они к тебе придут.

Лученко: Народ! Это детские разговоры. Суть не в этом, суть по поводу события, что человек перешел от слов к делу, понимаешь? У нас отношение за то, что каждый решил…

Мангазеев: Здесь мы цитируем просто, грубо говоря, резолюцию VI съезда РСРП(б), вот и все.

Рауш: Нет! Нет, Игорь Александрович. резолюция VI съезда РСРП(б), она имела основной смысл в чем, что в данный момент уже созрели конкретные исторические условия для того, чтобы прямо сейчас, в данный момент, тактически, непосредственно, взять курс на вооруженное восстание. А мы говорим о том, что вообще-то, в принципе, вооруженное восстание в таких формах, оно неизбежно, а в частности, надо начинать с личной решимости каждого участника. Это немножко другой смысл.

Лученко: Ты смысл понял? А чего тогда?!

Щипцова: Эта фраза, она действительно очень громоздкая.

Лученко: А потому что нас это касается…

Мангазеев: Касается, но мысль-то сама, она изжеванная до…, съезд не может такую убогую мысль рождать вообще в принципе, я считаю.

Лученко: А какую мысль он должен выражать?

Романов: Какая же она убогая, если она стара как мир?

Мангазеев: Вот именно.

Лученко: А что, ты хочешь новое что-то предложить?

Рауш: Подождите, подождите. Просто выяснить вопрос. У вас принципиальные возражения есть против этой мысли?

Мангазеев: В этой фразе мы повторили чьи-то ошметки.

Рауш: В общем, да. Но просто сложно придумать что-то такое принципиально новое.

Соломатин: Я это слушаю в первый раз, меня там только слово «отказ» покоробило, а сама конструкция предложения нормальная.

Лученко: Народ! Вы забываете, по какому поводу мы вообще выражаем эту мысль.

Щипцова: …отказ…

Рауш: «Отказ от подчинения», это плохо, что ли? «Массовый вооруженный отказ от подчинения».

Лученко: Мы выражаем свое отношение вообще не к этому, а по поводу того, что его закрыли, понимаешь? Мы ему выражаем свою поддержку, что он перешел от слов к делу. По другому это значит просто-напросто, мы можем принять какую-то телегу по поводу того, что ребята, айда вооружаться и начинать кидать бомбы. Вот нам подал пример парнишка своим личным примером: айда, понеслась. Вот это мы можем…

Рауш: Мы практически это и написали: «Мы рассматриваем поступок Соколова как призыв к сопротивлению».

Лученко: «Мы выражаем солидарность» — вот ключевое слово.

Щипцова: Нет, написать еще чуть покруче, это можно просто …

Лученко: Подождите, подождите! (шум в зале, все говорят)

Щипцова: Заменить одну фразу в конце.

Мангазеев: Я в связи с этим что хочу вспомнить, у нас много раз… нет бюста Карла Маркса, его еще в 90-м году свергли. Взрывали памятник Ленину в Старице, то же самое, поджигали музей…, можно аналогий очень много.

Лученко: Тем более, это говорит за всех, кто выражает свою личную решимость.

Мангазеев: А тут мы взяли частный случай и обобщили его. Здесь непропорционально как-то.

Соломатин: Николая Второго можно, а Ленина нельзя трогать…

Ролдугин: В самом названии резолюции… (все говорят)

Мангазеев: Либо писать по существу случившегося факта.

Лученко: Давайте, напишите. Сейчас мы просто-напросто таким образом предложить ничего не сможем, существует редакционная комиссия…

Рауш: Нет, нет, нет! Редакционная комиссия… (пропуск в записи)

Рауш: У нас сейчас был вопрос о VI Конгрессе в Лионе и о присоединении к Интернационалу. Я просто хотел бы помолчать и выслушать.

Ролдугин: С 30 октября по 2 ноября в Лионе будет проходить VI Конгресс Интернационала Федераций Анархистов. Первый был в 1968 году, они достаточно редко проходят, последний, V Конгресс был в 1990 году. Интернационал объединяет…

Романов: А II, III, IV в каких годах были? (смех) Просто интересно.

Ролдугин: Первый был в сентябре 1968-го.

Романов: Основателем был Кон-Бендит.

Ролдугин: Не основатель, но один из таких видных.

Лученко: А какой из Кон-Бендитов? Их двое было.

Ролдугин: Даниэль. А там по-моему оба участвовали.

Рауш: А Пятый когда был?

Ролдугин: Пятый был в 1990 году. Где не знаю. Скорее всего во Франции. Потому что крупнейшей секцией является французская. Объединяет она между собой так называемые национальные федерации. То есть это не какие-то отдельные группы по отдельным городам, а именно федерации анархистов в разных странах. То есть федерация анархистов Франции, Германии и прочее.

Вопрос: А сколько стран?

Ролдугин: Это европейские страны.

Романов: Где там есть: Франция, Германия?..

Ролдугин: В Германии будет решаться вопрос на VI Конгрессе. Там существует несколько групп, которые решили создать…

Щипцова: МАТ…

Ролдугин: Нет, принцип там несколько другой. Туда входят различные группы, совершенно различной анархической направленности, даже на этот Конгресс пригласили КРАС, это не такая догматическая организация.

Щипцова: Там не так, что от одной страны все должны…

Ролдугин: Нет.

Мангазеев: Чехи собираются.

Рауш: Там, по-моему, этого монопольного представительства нет.

Ролдугин: Нет. Проблема в том, что для вступления в этот Интернационал необходимо либо согласие всех участников, что очень долго достигается, поскольку там между разными странами согласование, либо возможность принятия на Конгрессе новой секции. Мое предложение — просто отправить туда документы АДА. Соответственно, если в Питере есть документы Интернационала…

Рауш: У Майшева были, да.

Романов: Просто документы отправить — в этот Конгресс не примут точно, потому что…

Ролдугин: А там они могут рассмотреть.

Рауш: Нет, могут принять…

Ролдугин: … Он во французской федерации. То есть даже французская федерация является организатором этого Конгресса, на rue Amelot штаб. Надо решить, стоит туда отправлять документы? Соответственно у них просить информацию. Это принципиальный вопрос. Главное отправить туда свои документы и запросить у них их документы.

Лученко: А они пошлют?

Ролдугин: Они пошлют.

Рауш: Тогда надо ждать следующего Конгресса, они не примут решения.

Ролдугин: Тогда они могут принять решение, если мы согласимся, они могут заочно. Если мы согласимся, они нас принимают. Если с нашими документами согласятся, то они выносят решение, что если АДА согласится с их документами, то мы являемся частью Интернационала.

Лученко: А они могут это сделать, точно?

Ролдугин: Они могут это делать.

Лученко: Точно знаешь?

Ролдугин: Могут, могут.

Рауш: Могут, могут. Это нормально.

Ролдугин: Принципиальный вопрос: стоит отправлять, стоит посылать?

Рауш: А! В данном случае тогда уже мы будем решать!

Ролдугин: Разумеется.

Романов: Надо посылать помимо документов еще какую-то информацию другую. Мало ли, всяких таких уставов.

Рауш: Информацию раз плюнуть.

Лученко: Периодическую печать нашу, сообщения с мест, информацию статистическую.

Щипцова: всяких изданий отправить анархических.

Рауш: Это не проблема, когда организация была создана, чем она занималась, какие акции проводились, какие группы в нее входят.

Плюснин: Петр Александрович, это же по вашей части.

Рауш: Да, я вполне такой отчет готов сделать.

Лученко: Адрес есть?

Ролдугин: Есть адрес.

Рауш: Я составлю сводку по деятельности АДА, попытаюсь перевести ее на французский и вышлю вам.

Лученко: А почему не туда прямо?

Ролдугин: Можно так.

Рауш: А туда, это что, на адрес федерации прямо, на rue Amelot?

Ролдугин: У меня есть лионский адрес и можно на rue Amelot.

Ролдугин: Можно туда, можно в Лион.

Рауш: Сводку по деятельности организации я составлю.

Лученко: А что у них есть такое, которое прикалывает нас.

Ролдугин: А это, в принципе, та же самая АДА, только на интернациональном уровне.

Рауш: В общем, да. А может быть, их пригласить?

Романов: Вступить в АДА!

Рауш: АДА будет на правах континентальной секции…

Щипцова: Интересно, этот Конгресс может эти резолюции, по поводу Ежи и Соколова, отправить в их защиту сюда?

Лученко: Я не думаю, что когда они узнают за кого вписываются, у них так все легко пройдет.

Ролдугин: Дело в том, что туда поедет Дамье как наблюдатель.

Щипцова: Да, там Дамье будет. Нет, почему, Дамье хорошо принял в защиту.

Лученко: Дамье куда только не вступил.

Романов: Да, Дамье непредсказуем…

Лученко: Может, документы с Дамье передать?

Щипцова: Лучше документы не передавать, а вот эти резолюции он передаст. И от КРАС они приняли.

Ролдугин: Резолюции он передаст.

Мангазеев: Лучше через него ничего не передавать.

Щипцова: Нет, нет, нет! Резолюции нормально, а документы АДА не надо.

Мангазеев: Вы меня извините, но он нашу работу присвоит себе!

Ролдугин: Он член АДА.

Рауш: Участник индивидуальный.

Лученко: Чего вы на Дамье то? Послать надо, и все. Туда. В Париж.

Рауш: Послать Дамье в Париж. Уполномочить Вадика от съезда… Все равно он едет.

Романов: Давайте создадим ревизионную комиссию для контроля за отдельными членами Ассоциации.

Плюснин: Давайте оторвемся от повестки дня и вернемся к Интернационалу.

Рауш: У нас вопрос об Интернационале, о том, чтобы уполномочить Вадика.

Лученко: Нет, нет, Вадика не надо уполномочивать…

Романов: Надо написать бумажонку им туда в Интернационал.

Рауш: Да! Бумажонку надо написать кратенькую, что мы приветствуем такой-то Конгресс.

Щипцова: А бумагу с Дамье отправить?

Рауш: А можно одну бумагу отправить с Дамье, а другую по почте послать, чтобы уж точно дошло. Причем по почте отправить так, чтобы она дошла раньше, чем Дамье приехал. Приветствовать, потом выразить желание, что необходимо сотрудничество, потом предложить рассмотреть наши документы, решить вопрос о том, насколько возможно им считать АДА в составе Интернационала.

Щипцова: А резолюции высылать, или только с Дамье?

Ролдугин: Резолюции, я думаю, Дамье передаст.

Лученко: Послать надо в любом случае, отдельно от Дамье.

Щипцова: И документы, и резолюции послать и с Дамье.

Романов: И послать, и передать. Жалко, что ли, бумажки?

Лученко: Илья! Все, закончили с этим вопросом.

Рауш: Нет! Не закончили мы с этим вопросом. Мы только начинаем с этим вопросом. Мы пишем.

Романов: Написать то надо. Пиши.

Рауш: Обращение к 6-му Конгрессу…

Романов: Надо написать 10-го съезда к всего лишь 6-му Конгрессу (смех).

Плюснин: Давайте не обращение, а письмо, потому что столько этих обращений было.

Ролдугин: Пусть обращение.

Лученко: Тут же обращение о вступлении.

Рауш: Обращение 10 съезда к 6 Конгрессу.

Плюснин: Съезда с большой буквы, конгресса с маленькой.

Рауш: «ОБРАЩЕНИЕ X СЪЕЗДА АДА К VI КОНГРЕССУ ИФА

Товарищи!

Съезд приветствует участников VI конгресса IFA и желает успехов в работе по укреплению международного анархического движения. Исходя из необходимости усиления взаимодействия анархических союзов разных стран, мы предлагаем вам рассмотреть вопрос о возможности соединения Ассоциации Движений Анархистов с вашей организацией. Высылая вам «Соглашение о взаимодействии» АДА и краткую справку о нашей деятельности, просим вас в свою очередь направить нам документы IFA для окончательного решения вопроса». Все.

Рауш: «ОБРАЩЕНИЕ К КАЗАКАМ

Станичники! Мы не обращаемся к паркетным «атаманам», ошивающимся по коридорам власти. Мы говорим с теми, кто не высасывает подачек из всяческих органов, торгуя казачьим «имиджем», а стремится жить своим трудом и помнит многовековые вольнолюбивые обычаи предков.

В конце 80-х, в период идейной неразберихи и массовых иллюзий, многие из вас устремились во вчерашний и позавчерашний день, определившись как «белые» и «красные», поддержав тем самым наследников палачей казачества (от Василия Шуйского и Екатерины до Свердлова и Хрущева). Но на самом деле традиции казачества уходят своими корнями гораздо глубже — в столетия казачьего сопротивления государственному диктату.

Нынешнее брехливопродажное ворье готово заплатить вам привилегиями за усердную собачью службу по охране награбленного барахла. Но разве вы хотите идти с новыми кремлевскими временщиками в качестве их цепных псов?

Пока у вас существует возможность использовать слабую укорененность и взаимную грызню мерзавцев и гаденышей, прорвавшихся во власть — для создания многочисленных вооруженных общин, добровольно объединяющихся в вольный союз казачьих войск. Успев самоорганизоваться и вооружиться, вы станете сильнее всех потенциальных карателей — как отечественных, так и импортных, под каким бы флагом они не выступали.

Путь к воле начинается сейчас. Для этого необходимы:

• оружие и взаимная договоренность о случаях его применения;
• отказ от государственной службы с ликвидацией системы военкоматов;
• введение военного обучения молодежи собственными силами;
• замена всех казенных «правоохранительных» органов и юридических структур народным самосудом на основе обычаев;
• прекращение всех выплат, идущих на прокормление многомиллионноголовой московской правящей гадины;
• организация добровольных пожертвований на местные нужды — при четком и понятном людям использовании собранных средств;
• отчуждение у государства земли со всем на ней и в ней находящимся и переход всех ценностей в руки трудящихся общин.

АНАРХИЯ — МАТЬ ПОРЯДКА!» (аплодисменты)

Щипцова: Хорошо!

Романов: Только надо «ими» вставить, «награбленного ими».

Загорский: Следующая бумага о чем у нас?

Рауш: У нас есть три бумаги: «Об отношении к неанархическим организациям» согласованная, и две несогласованных, одна Саши Майшева и одна про Гонконг.

Загорский: Давайте с согласованной начнем, чтобы было проще.

Рауш: По согласованной тоже могут быть очень серьезные споры, потому что…

Щипцова: А с кем она согласована?

Рауш: Мы между собой в Питере согласовывали на конференции. Мы как казачество согласовывали в Питере, так и ее. А эти две нет.

Шендера: Неанархические организации давайте не будем…

Рауш: Да, это больной вопрос. Может быть, майшевскую тогда? А может быть мы тогда быстренько перекурим…

Соломатин: Чего курить-то, вредно.

Загорский: Идите, курите, а мы пока…

(конец записи)

Список имен, упоминаемых в стенограмме

Аверьянов Дмитрий
Азеф Евно Фишелевич
Акай Лора
Алеткин Герман Николаевич
Астраханкина Татьяна Александровна

Байрамов Александр
Бакунин Михаил Александрович
Баркашов Александр Петрович
Брежнев Леонид Ильич
Букатова Наталья

Введенский Олег
Воробьев Григорий

Гамбург Кирилл Леонидович
Гдлян Тельман Хоренович
Гитлер Адольф
Губкин Игорь Владимирович

Дамье Вадим Валерьевич
Дегаев Сергей Петрович
Дембицкий Александр Степанович
Дубовик Анатолий Викторович
Дубовик Анна Владимировна
Дугин Александр Гельевич
Дундич Дмитрий Анатольевич
Дуррути Буэнавентура

Егоров Андрей Викторович
Ежи Вацлав
Екатерина II Алексеевна
Ельцин Борис Николаевич
Ермаков Александр Витальевич

Жириновский Владимир Вольфович

Загорский Эдуард Андреевич
Задирака Владимир Сергеевич
Зимина Наталья
Зиновьев
Зюганов Геннадий Андреевич

Иванов Николай Вениаминович
Ищенко Олег

Катков Виталий (Василий)
Кон-Бендит Даниэль
Константинов Андрей
Косолапова Мария
Костенко Дмитрий Геннадьевич
Кропоткин Петр Алексеевич
Кузнецов Александр
Кучинский Максим Геннадьевич

Ленин (Ульянов) Владимир Ильич
Летов (Егор) Игорь Федорович
Лозован Дмитрий
Лужков Юрий Михайлович
Лукьяненко Леонид
Лученко Леонтий

Майшев Александр Владимирович
Макаренко Антон Семенович
Малиновский Роман Вацлавович
Мангазеев Игорь Александрович
Маркос, субкоманданте
Маркс Карл
Махно Нестор Иванович
Мильеран Александр
Модель Дмитрий Александрович
Молотов (Скрябин) Вячеслав Константинович
Морель Себастьян (Бас)

Мухачев Сергей Николаевич

Невская Ольга Александровна
Никулина Елена (Алиса)
Носач Татьяна

Озимов Николай Михайлович
Оруэлл Джордж (Блэр Эрик)

Платоненко Владимир Викторович
Плеве Вячеслав Константинович
Плюснин Александр Алексеевич
Польшин Станислав

Рауш Петр Александрович
Ролдугин Олег
Романов Илья Эдуардович
Романов Николай Александрович
Романов Сергей Александрович
Рубин Джерри

Сапата Эмилиано
Свердлов Яков Михайлович
Семилетников (Дымсон) Андрей
Сливяк Владимир Владимирович
Смоляк Илья Сергеевич
Соколов Андрей
Соломатин Артем Сергеевич
Сталин (Джугашвили) Иосиф Виссарионович
Судаченков Михаил Сергеевич

Тупикин Владлен Александрович

Федоров Дмитрий
Федорович Виталий Петрович (Федор)
Фомин Алексей
Фомичев Сергей Рудольфович

Хазов Вячеслав Анатольевич
Хохлов Ромуальд Федорович
Хрущев Никита Сергеевич

Шевченко Сергей
Шендера Елена Викторовна
Шуйский Василий Иванович

Щипцова Лариса Валерьевна

Ященко Вячеслав Григорьевич