Анархисты против Восьмёрки
проблемы организации и проведения протестной кампании 2006 года в России
Необходимое предисловие
Этот текст не предназначен для широкого распространения и открытого размещения на сайтах. Не потому, что в нём есть некая особо секретная информация, которая могла бы использоваться кем-либо из наших противников. Нежелательность широкой, не только анархической, аудитории в данном случае связана с тем, что речь пойдёт о внутренних проблемах — организационных, идейных, этических — которые следует решать в первую очередь тем, кто эти проблемы и создавал. А разбор этих проблем — далеко не лучшее средство агитации. Жёсткое обобщение опыта наших ошибок и недостаточной организованности в ходе протестной кампании поможет, надеюсь, избежать хотя бы части описанных издержек в дальнейшем. Для автора текста это стало ясно за несколько месяцев до непосредственных акций против саммита. Однако поднимать рассматриваемые темы до встречи восьмёрки в Питере было бы ещё более ошибочно: это привело бы не к решению, а к обострению конфликтных ситуаций внутри движения. Таким образом, это письмо должно было появиться не ранее конца июля — начала августа. Задержка, вызванная рядом обстоятельств, вынуждена и неумышленна. Однако лучше поздно, чем никогда.
Автор текста участвует в анарходвижении девятнадцатый год. Это кажется мне имеющим некоторое значение — не столько с точки зрения моего опыта (к сожалению, не настолько положительного, как хотелось бы), сколько для объяснения моей заинтересованности в организации анархических действий.
Я лично участвовал в проведении ряда подготовительных и протестных анархических акций 2006 года против восьмёрки и готов нести ответственность перед другими участниками движения за все содержащиеся в тексте факты, оценки и утверждения. К сожалению, я не имею возможности называть в тексте других действующих лиц, поскольку известно стремление ряда товарищей к анонимности. Хотя в часто (не всегда!) такое стремление мне представляется преувеличенным и не имеющим разумных оснований, готов с ним считаться. В тех случаях, когда речь идёт об отдельных лицах, имена и клички заменены на инициалы, не связанные с реальными именами. Названия групп, проектов и организаций считаю возможным давать без изменений.
Обращаю особое внимание на то, что задачами текста — адресованного товарищам по движению, как в России, так и в других странах — не являются ни внутриорганизационная склока, ни сведение личных или межорганизационных счётов. Хотелось бы, напротив, преодолеть (насколько это возможно) указанные обстоятельства — которые, к сожалению, давно стали привычным «фоном» нашей деятельности. При отчётах об акциях едва ли ни нормой, увы, являются либо победные реляции, смыкающиеся с апологетическим мифотворчеством (в тех случаях, когда речь идёт о «своих» или о тех, кого считают ближайшими товарищами) — либо, наоборот, намеренная дискредитация (в лучшем случае путём замалчивания, а в худшем, что тоже не редкость, построенная на клевете и открытых оскорблениях) — тогда, когда это касается других коллективов и инициатив. В результате такой «конкуренции» о товарищеских отношениях между некоторыми анархистами часто уже не может быть и речи. Но отказываться от обсуждения спорных или открыто конфликтных ситуаций было бы ещё более неверно и опасно. Поэтому я попытаюсь соединить жёсткость подходов к проблемам с мерой корректности, необходимой для сохранения товарищеских отношений. Даже осуждая те или иные поступки, представляющиеся мне неоправданными, я не хочу осуждать в рассматриваемых ниже случаях тех, кто эти поступки совершил. Кроме того, я признаю, что и мои лично действия в контексте обсуждаемых проблем заведомо не могли быть всегда безупречными.
Общая оценка итогов саммита и контрсаммита в России
Очевидно, что спецслужбы и властные структуры, обеспечивавшие «безопасность» проведения встречи восьмёрки в Стрельне и стремившиеся предотвратить нежелательные для власти эксцессы во время встречи «в верхах», в целом могут считать себя победителями. Они действовали успешно и эффективно. Кампания превентивного «мягкого» террора со стороны властей РФ дала положительный для них результат. Участники основного протестного мероприятия в рамках контрсаммита — Второго Российского Социального Форума (РСФ) — были в основном локализованы на стадионе имени Кирова. Там их даже не пришлось блокировать — власти, имевшие все возможности для такой блокады, на деле её так и не реализовали, использовав предпочтительный для себя малоконфликтный сценарий. «Изоляция» антиглобалистов на стадионе свелась к театрализованной имитации. С другой стороны, участники РСФ (среди которых были и анархисты) в массе, похоже, заранее смирились с назначенной им ролью в предлагаемой инсценировке. По крайней мере, 15 июля фиктивная попытка наступления на милицейские кордоны у выхода со стадиона была ещё имитативна, чем блокада. Странное намерение устроить коллективный прорыв с Крестовского острова, куда сами себя загнали организаторы РСФ, явно было продиктовано опасением столкновений с полицейскими формированиями. Желавшие покинуть стадион для того, чтобы принять участие в протестных акциях в городе, вполне могли это сделать индивидуально — чтобы потом встретиться в оговорённых местах для тех или иных коллективных действий. Но в этом случае очевиден был риск реальной, не бутафорской конфронтации. Основная масса собравшихся на РСФ психологически к этому готова не была, что имеет своё объяснение. Хотя целью данного текста не является анализ террористических мероприятий власти, направленных против реальных либо предполагаемых участников протестов, несколько слов об этом необходимо сказать. Из неполных данных группы юридической поддержки протестных акций «Legal Team» следует, что непосредственным репрессиям со стороны властей в связи с саммитом подверглись не менее 577 человек, из них 216 человек сняты с поездов и автобусов, следовавших в Санкт-Петербург, 267 человек задержаны либо подвергнуты административным арестам в связи с проводившимися акциями протеста, 94 человека задержаны и доставления в отделения милиции без объяснения причин. Более подробную информацию по этому поводу можно получить, направив запрос по адресу legalteam@googlegroups.com. Репрессии наложились на общую политико-социальную ситуацию в стране: правозащитные, протестные и революционные организации России недостаточны сильны, немногочисленны. Противостоящие режиму группы могут претендовать на роль «социального движения» скорее номинально (по целям и ориентации), чем реально — в отличие от ситуации во многих европейских странах, их массовости не хватает для решения проблем даже на локальном уровне.
Так или иначе, общее число участников РСФ составило несколько сотен человек. Часть из них 15 июля приняла участие в единственной относительно крупной протестной акции в городе. Организатором манифестации (численностью, по разным данным, от 250 до 400) стала городская организация КПРФ — структура, более чем сомнительная даже на взгляд многих левых реформистов. В ходе шествия произошла пара стычек с милицией, несколько человек были задержаны. Вытесненные полицией с проезжей части, большую часть маршрута демонстранты шли по тротуару, мероприятие завершилось санкционированным непродолжительным митингом. Этим список сколь либо значимых неанархических протестов в городе во время саммита и ограничивается.
Ясно, что на таком фоне активность анархистов должна была бросаться в глаза. Анархический блок не только участвовал в работе секций РСФ и организовал во время форума свою пресс-конференцию, не только провёл за несколько дней до этого в Москве свой Альтернативный социальный форум, но и устроил 16 числа три заметных акции. Утром интернациональная группа примерно из 40 анархистов блокировала Невский проспект у гостиницы «Рэдисон», в которой размещались прибывшие на саммит второстепенные чиновники. В 14.00, несмотря на запрет властей, на Невском питерскими анархистами, правозащитниками и марксистами развёрнут пикет Антивоенного комитета. А ближе к вечеру около 50-ти товарищей (в основном — анархо-панки из Питера и Москвы) вышли на «розовую» полутеатрализованную манифестацию на Васильевском острове. Всё это — не считая рабочих встреч и обсуждений и параллельно с кампанией в защиту товарищей, задержанных либо осуждённых к административному аресту накануне и во время саммита. Оптимистичен отчёт об анархической активности, распространённый товарищем Х. по итогам «успешных и, не побоюсь этого слова, блестящих анархических акций, проведенных в Питере в дни саммита»: «акции состоялись, да еще как: мы, анархисты, были, похоже, единственными из всех протестующих, кто успевал опередить милицию и спецслужбы, 170 анархистов и анархисток из разных городов, разных стран, разных идеологических и профильных групп (эко-анархистов, панк-анархистов, анархистов — участников антивоенного движения, анархистов — участников движения FrontAIDS и разных других) вышли на улицы, ведомые абсолютно децентрализованной, лишенной иерархии и вообще временной по своей природе сетью против «Большой восьмерки» СПБ8». Весь процитированный спич имеет под собой основания и безусловно полезен. Правда, скорее, чем жители города, заметили нас менты и спецслужбы, а подконтрольные властям СМИ подали протестную кампанию как конгломерат не всегда вразумительных фрагментов — но тут от нас уже мало что зависело. Однако, хотя русская пословица и утверждает, что «от добра добра не ищут», у меня всё же остаётся устойчивое ощущение, что мы не только не сделали всё, что смогли, но и очень многое делали совершенно не так, как следовало бы.
Формирование сети и вопрос о сотрудничестве.
Для разбора недостатков и ошибок протестной кампании 2006 года нужно вернуться к моменту её начала. Хотя саммит G-8 проводился в Стрельне, пригороде Санкт-Петербурга, в России инициаторами анархических акций против восьмёрки стали не питерские, а московские анархисты. На мой взгляд, это объясняется тем, что москвичи в целом поддерживают гораздо более тесные контакты с движением в других странах. При заинтересованности в акциях со стороны европейских товарищей именно московские группы неизбежно должны были сыграть роль «посредников». Европейские анархисты, в свою очередь, готовили кампанию 2006 года в соответствии со своими представлениями — частью которых является подготовка протестов задолго до их проведния. Пример: весной 2006 на Альтернативном Социальном форуме в Афинах германские группы делали отчёт о подготовке к протестам против саммита 2007 года. Такой подход понятен, когда он опирается на относительно развитую инфраструктуру и подкреплён ресурсами — либо возможностью их мобилизации. Но в России, в Питере в частности, дела в этом отношении обстоят намного хуже, чем в Европе. О том, чтобы готовить анархические акции более чем за год до их проведения, никогда ранее не было и речи. Максимальные сроки мобилизации анархических сил и ресурсов в Питере (даже тогда, когда речь шла о проведении в городе международных акций) как правило не превышали четырёх месяцев. Поэтому, насколько бы ни была велика наша заинтересованность в вопросе, питерцы были обречены на то, чтобы не выступать с собственными предложениями, а как-то реагировать на инициативы товарищей из Москвы. Эти инициативы летом 2005 года обсуждались с приехавшим из Москвы членом «Автономного действия» товарищем L. Он предложил — учитывая раздробленность анарходвижения и конфликты между входящими в него группами и исходя из необходимости продиктованных ситуацией коллективных действий — создать новую анархическую структуру, приоритетной задачей которой стала бы именно организация протестов против G-8. Это представлялось оптимальным решением; казалось, можно заменить конкуренцию между группами конструктивным сотрудничеством. Существовавшие до этого анархические организации (в частности, «Автономное действие», Ассоциация Движений Анархистов, «Индивидео», коллектив «Еда вместо бомб», коллектив русскоязычной Индимедии, «Панк-возрождение», Питерская Лига Анархистов) продолжали действовать — и, разумеется, сохраняли возможность участия в том числе и в проектах, направленных против восьмёрки.
Летом-осенью 2006 в Питере удалось провести серию встреч, в результате которой часть анархистов города объединилась в группу «Чёрный Альянс». Аналогичные встречи прошли в Москве. Итогом этой работы стало создание Сети против большой восьмёрки (СПБ8). Осенью 2005 года принята платформа СПБ8:
- СПБ8 выступает против государств, против экономической системы, основанной на приоритете рыночной выгоды, против всех форм угнетения.
- Для участников СПБ8 недопустимы проявления любых форм дискриминации, в т.ч. по признаку расы, национальности, пола, возраста или сексуальной ориентации.
- Мы принимаем решения консенсусом. В случае отсутствия консенсуса по тем или иным вопросам, группы участников могут выступать с собственными заявлениями и действиями, не противоречащими этой платформе.
- В своей деятельности мы не заинтересованы в сотрудничестве с организациями, целью которых является приход к власти.
- Мы одобряем все способы сопротивления, если они направлены против правящей верхушки, а не против народов стран-участниц G-8. Каждый участник сети свободен выбрать подходящую для него/неё тактику.
Краткость не тождественна точности. Шероховатости формулировок неизбежны почти всегда, на них не стоит заострять внимание. Всё же замечу, что, акцентируя внимание на протесте против «экономической системы», платформа смазывает политический характер встреч восьмёрки (что характерно для левореформистского подхода). А говоря о недопустимости «любых» форм дискриминации, авторы текста, строго говоря, выступают против одностороннего ограничения в правах кого бы то ни было — включая, если понимать сказанное буквально, и нацистов, и полицию. Но, поскольку тут ясно, что имелось ввиду не совсем то, что записано, второй и первый пункты в целом выглядят приемлемо. Чего никак нельзя сказать о пункте четвёртом.
Уверен, что провозглашение незаинтересованности анархистов в сотрудничестве с какими бы то ни было неанархическими политическими организациями является принципиальной ошибкой. В платформе утверждается нежелательность такого сотрудничества вообще, а не одна лишь невозможность вхождения таких организаций в анархическую сеть. Как ни странно, не говорится даже о том, что сами мы борьбы за власть не ведём и вести не можем. Заявляя о негативном отношении к стремящимся к власти силам, платформа необъяснимым образом обходит и тех, кто эту власть уже имеет и стремится удержать. В итоге «незаинтересованность» в изложенном виде противоречит не только нашим целям и логике, но и историческому опыту анархического движения (достаточно вспомнить о махновщине или о гражданской войне в Испании). Если мы действительно ведём борьбу против власти, мы так или иначе вступаем в контакты с теми, кто выступает против её конкретных форм, против тех или иных режимов. Это — политика, в ходе которой мы не только сталкиваемся с людьми, ведущими борьбу за власть, но зачастую стоим перед необходимостью вступать с некоторыми из них в тактический союз — для противодействия общему — главному — врагу. Наиболее яркие примеры — противодействие фашизму и войне, где блок анархистов с интернациональной левой и частью либералов необходим. Лично я, например, заинтересован в том, чтобы проводящийся в Питере еженедельный пикет против колониальной милитаристской политики властей — и, в частности, против политики РФ в Чечне — был максимально эффективным. Всякая попытка изгнать с этого пикета троцкистов и/или либералов — играет на руку властям и направлена против антивоенного движения. Можно спорить о том, с кем именно и в каких случаях взаимодействие возможно. Скажем, совместные манифестации — желательны, а поддержка с нашей стороны на выборах каких бы то ни было кандидатов (несмотря на их антифашизм) — исключена. Но полная самоизоляция анархистов от политики — самоубийственна, она обесценивает нашу деятельность и делает задачу освобождения от власти неразрешимой.
Примечательно, что часть товарищей, вступивших в СПБ8, сама на практике показала, как она в действительности оценивает сектантскую декларацию четвёртого пункта платформы. В частности, «незаинтересованные» в сотрудничестве со стремящимися к власти троцкистами, социалистами и членами КПРФ московские анархисты X. (член коллектива русской Индимедии) и Y. (член «Автономного действия» и по совместительству сотрудник троцкистско-реформистского Института коллективных действий) вступили в социал-реформистский Оргкомитет 2-го Российского социального форума и работали в нём в период подготовки и проведения контрсаммита. Но ни X., ни Y. и не думали возражать против четвёртого пункта платформы, видимо, воспринимая его как необязательную для себя формальность.
Похоже, частью российских анархистов не была осмыслена как «заинтересованное сотрудничество» и организация на стадионе, в рамках РСФ, пресс-конференции СПБ8 — в которой участвовали уже не только товарищи, совмещавшие анархический и реформистский активизм, но и те, благодаря кому четвёртый пункт платформы СПБ8 был принят (например, товарищ Z., питерский член коллектива русской Индимедии).
Резюмирую. При составлении базового для СПБ8 документа была принята ошибочная формулировка, которая лично для меня сделала вхождение в сеть невозможным. Считаю, что к декларациям вообще следует подходить ответственно. Констатирую, что действия товарищей, вошедших в Оргкомитет РСФ, прямо противоречат платформе СПБ8 (пусть и неверной, но принятой ими!). С анархической же точки зрения вхождение в реформистский Оргкомитет и голосование в его составе (при том, что решения там принимались большинством), по моему, не лучше сектантского отказа от взаимодействия. На самом деле проблема имеет очень простое решение — сотрудничая с другими группами по вопросам, представляющим для нас интерес, мы можем делать это лишь на равноправной основе, не отказываясь от своих принципов и отвечая за свои слова — чего, увы, в данном случае не было.
После принятия платформы собрания СПБ8 в лице его питерской части («Чёрного альянса») прекратились. Разумеется, это имело свои причины — важнейшую роль здесь сыграло обострение проблемы нацизма и необходимости противодействия нацистской активности (особенно — после убийства нацистами в Питере анархиста Тимура Качаравы 13 ноября 2005 года). Группе из пары десятков активистов, не имеющей материальных ресурсов, действительно сложно работать в нескольких направлениях одновременно. Антифашистские акции требовали сил и времени, что неизбежно отодвигало формат СПБ8 на задний план — и получилось так, что работа эта в коллективном качестве вообще не велась. Отдельные товарищи в Питере (например, товарищ Z., который взял на себя ответственность за поиск и привлечение материальных средств) продолжали действовать индивидуально. В контакте с москвичами, киевлянами и европейскими активистами было решено провести международную встречу по подготовке анархических акций против восьмёрки. Местом встречи был выбран Киев — поскольку въезд на Украину для европейских товарищей с точки зрения оформления виз проще.
Киев: конфликты и консенсус
Международная встреча в Киеве собрала более 50-ти активистов из разных стран. Из России большинство приехавших на встречу составили москвичи. Питерских анархистов было пятеро (четверо участников Питерской Лиги Анархистов и товарищ Z.).
Киевской встрече ещё до её начала был придан конспиративный характер. Мне лично кажется, что конспиративность эта была неоправданно преувеличена и не всегда логична. Некоторые участники настаивали, чтобы на ней не велась фото- и видеосъёмка, а отдельные товарищи — на том, чтобы даже о самом факте встречи в анархической периодике не упоминалось. Надо учесть, что киевская встреча была предметом обсуждения в рассылке СПБ8. Если допустить вероятность чтения спецслужбами нашей электронной почты, по крайней мере часть всей этой конспирации представляется бессмысленной. Практического планирования каких-либо действительно нелегальных акций, нарушающих уголовное законодательство РФ, на этой встрече (как, впрочем, и на других, происходивших в Питере уже во время саммита), не было. Сейчас, после того как кампания против восьмёрки в Питере закончена, о некоторых принятых в Киеве решениях ничто не мешает говорить открыто.
По своей представительности киевская встреча фактически стала крупнейшим за последние годы съездом активистов анархического движения России, Украины и Белоруссии — она собрала товарищей из «Автономного действия», Ассоциации Движений Анархистов, группы «Индивидео», инициативы «Еда вместо бомб», коллективов русской и украинской Индимедии, Федерации Анархистов Белоруссии и движения «Хранители радуги» — т.е. почти из всех федераций и групп, составляющих анархическое сообщество восточноевропейского постсоветского пространства (за исключением Конфедерации Революционных Анархо-Синдикалистов — коллективного члена AIT — немногочисленной группы, занимающей крайне сектантскую позицию и в кампании против G-8 вообще не участвовавшей). Но продолжением достоинств оказываются недостатки — поскольку собрались люди с существенно разными представлениями, договариваться было трудно.
К сожалению, почти никого из собравшихся не интересовала ситуация в Питере — за вычетом кампании превентивного террора со стороны властей, которую большинство московских товарищей (несмотря на жёсткие разногласия между московскими группами по другим вопросам) попыталось использовать для того, чтобы настоять на проведении основного блока анархических акций не в Питере, а в Москве. Эта линия не была согласована с питерцами и для меня лично стала неприятной неожиданностью. Выражали недоумение и иностранные товарищи — протест против саммита за тысячу километров от места его проведения не казался им убедительным (с таким же, если ни с большим, основанием они могли проводить альтернативные акции, например, в Берлине). В итоге вопрос об акциях в Москве не был решён положительно прежде всего в силу позиции европейских анархистов — но москвичи, фактически взявшие на себя роль организаторов встречи, подтвердили тем самым и свою роль организационного центра СПБ8.
Повестка дня киевской встречи, также по предложению московских товарищей (в частности, товарища Y. из «Автономного действия»), была принята большинством голосов (что для «Автономного действия», организованного по демократическим принципам, является нормой). Мои возражения против голосования — высказанные предельно чётко — приняты не были. Формально это отчасти объяснимо, поскольку я в СПБ8 не состоял, но по существу открыто противоречило пункту 3 декларации платформы СПБ8, провозглашавшей, что решения принимаются не большинством, а консенсусом. Участник Ассоциации Движений Анархистов товарищ S. из Питера потом не раз пытался убедить меня, что «голосование имело рейтинговый характер», оправдывая таким образом своё в нём участие, но мне это объяснение не представляется разумным. Большинство, возглавленное москвичами, таким образом просто продавило свой сценарий рассмотрения вопросов, превратив возражения несогласных с ними в «неконструктивные».
Кроме анархистов, в киевской встрече участвовали также несколько представителей Фронта AIDS, работающих в контакте с московским «Автономным действием» и русской Индимедией. Их целью было использование саммита восьмерки для привлечения общественного внимания к обеспечению прав больных СПИДом. При всём сочувствии к ним в этом вопросе связь его с протестами анархистов против G-8 проблематична. Очевидно, что с деятельностью восьмёрки связано почти всё — и с не меньшим основанием можно было бы работать с беженцами, жертвами войны, «нелегальными» мигрантами, антифашистами, жителями общежитий, противниками принудительного призыва в армию, забастовочными комитетами и т.д. В каждом из перечисленных примеров оснований для поддержки было бы не меньше, а возможность выхода анархистов из своеобразного социально-политического гетто — существенно больше. Но получилось так, что союзниками анархистов оказались лишь наши соседи по маргинальной нише. Следствие ли это одной лишь нашей слабости — или результат сознательной установки на вывернутую наизнанку элитарность, заинтересованности в реабилитации тем, для большинства населения представляющихся незначимыми? Всё это говорится не против сотрудничества с Фронтом AIDS, а с точки зрения необходимости сотрудничества и с другими инициативами тоже — но вопрос о приглашении их в Киев вообще не стоял — ведь речь шла о «конспиративной» анархической встрече! Кто, каким консенсусом, принимал решение о составе её участников?
Возвращаясь к сложностям с Фронтом AIDS — взаимосвязь между анархической и социальной проблематикой тут сложна. Самое простое «решение», как и во множестве других социальных случаев — не анархическое, а реформистское: обвинить государство в отсутствии соответствующей программы и вменить в обязанность властям её финансирование. Элементы этого решения, между прочим, неоднократно воспроизводились и Фронтом AIDS («Мы призываем правительства проявить политическую волю и направить борьбу со СПИДом на новый виток развития, вперед, а не назад!»), и «Автономным действием». Однако поскольку разница между анархическими и социал-демократическими решениями некоторыми товарищами всё же ощущается, альтернативная социальная позиция была сформулирована иначе: как протест против действий властей, выдающих патенты и лицензии фармацевтическим корпорациям, получающими сверхприбыли на торговле лекарствами против СПИДа. То есть — анархический протест против патентной системы вообще вроде бы совместился с социальной конкретикой. Но требуется ли для борьбы против патентов и лицензий идти таким извилистым, мало кому понятным и узким путём? Разве тут дело только в СПИДе, разве нет других оснований для движения против лицензирования? А если цель выступлений — только аннулирование ряда конкретных патентов, не значит ли это, что вся система их выдачи не очень-то и оспаривается? Реформистский подтекст (в виде скрытой апелляции к «социальному государству»), по-моему, постоянно подспудно продолжает присутствовать во многих инициативах «Автономного действия», периодически воспроизводясь — и на февральской встрече, и после неё.
Консенсусные решения в Киеве всё же были. Благодарить за них следует не колебавшихся питерских анархистов и не москвичей, приступивших к планированию Альтернативного Либертарного форума в столице РФ, а европейских товарищей — которым очень не хотелось покидать встречу без чёткого решения о днях и месте конкретных протестных акций. Общее решение встречи — провести массовую анархическую протестную акцию в Питере 15 июля. Детали её проведения решено было согласовать в мае в Афинах, на Альтернативном Либертарном европейском форуме. В качестве дополнительной встречи для консультаций был предложен также Киев, где 26 апреля должны были пройти акции к 10-летию чернобыльской катастрофы. И — ни одно (!) из этих трёх решений не было выполнено! В мае в Греции я тщетно пытался разыскать товарищей, по инициативе которых оказался в Афинах. Правда, нельзя сказать, что из числа участников киевской встречи до Афин не добрался никто. Приехали пятеро — я, двое москвичей (анонсировавших, разумеется, прежде всего Либертарный форум в своём городе), одна киевлянка и товарищ из Германии. Разумеется, в таком составе обсуждать проведение акции 15 июля в Питере было невозможно — кроме меня никто в Афинах заинтересованности в этом не проявил. Позже мне не раз говорилось, что решить детали проведения акции 15 июля питерцы должны были сами — но конкретное планирование акции с участием иностранных товарищей не могло производиться без их согласия, без учёта их готовности действовать вместе с нами. Характер предполагавшейся акции был связан с составом её участников. Не увидев в Афинах почти никого из тех, кто собирался там быть — как можно было рассчитывать на их приезд в Питер?
Таким образом, весна 2006 года показала не только сложность достижения согласованных решений, но и — ещё раз — не особенно ответственное отношение многих к решениям принятым.
Информационные войны и проблемы организации
Когда я говорил о трёх консенсусных решениях в Киеве, я был не вполне точен. Было ещё два — о проведении 14 июля международного дня протестных действий против восьмёрки (теми, кто в Питер не приедет) и о создании электронных списков рассылки СПБ8 (русского и англоязычного). Об эффективности кампании в других странах судить не могу — недостаточно информации. А вот рассылки действительно были созданы, за что следует благодарить московских товарищей. Правда, эффективность работы русской рассылки едва ли ни с самого её появления была поставлена под вопрос — потому что она тут же стала ареной выяснения отношений между различными либертарными группами. Поводом стало информационное освещение московской «анархомасленицы», организованной 5 марта 2006 года инициативой «Еда вместо бомб». Группа «Индивидео» использовала отснятый на акции ролик для пропаганды кампании против восьмёрки, не считаясь с мнением организатора акции товарища Q., которая возражала против размещения этого материала в Интернете исходя из соображений личной безопасности. Итогом стала безобразная по форме, сопровождающаяся личными оскорблениями полемика об «анархической цензуре» между группой «Индивидео» и коллективом русской Индимедии. У меня сохранился архив рассылки за март. Из него следует, что между 6 и 11 марта, за пять дней, в рассылку отправлено 106 писем, из них 53 посвящены конфликту между «Индивидео» и Индимедией, 5 — предложениям этот конфликт прекратить, 14 — техническим аспектам рассылки и подписке на неё, 12 — различным второстепенным вопросам и лишь 12 (в основном от товарища Y. из «Автономного действия») имеют непосредственное отношение к саммиту восьмёрки и организации анархических протестов. Я не хочу сказать, что возникшую проблему не следовало обсуждать в рассылке. Мне не кажется, что обе стороны в равной мере правы — по стилю пикировки одна стоила другой, но в основе конфликта было обоснованное требование товарищеского понимания и уважения, отстаивавшееся в дальнейшем людьми из коллектива Индимедии. Но ясно, что обсуждать надо было не так, что считать описанный формат полемики нормой — невозможно. Тем не менее никакого согласованного порядка решения подобных конфликтов в рамках СПБ8 как не было до этой «дискуссии», так и не появилось. Именно об этом следовало бы подумать тем, кто хотел бы видеть СПБ8 организацией, способной решать какие бы то ни было вопросы. Потому что сложно — и даже не совсем этично — предлагать людям решения общественных проблем тогда, когда не имеют решений проблемы внутренние. А для такого решения пять пунктов платформы недостаточны. Тем более если они рассчитаны прежде всего на внешнюю агитацию, но не считаются обязательными для принимавших их активистов.
В то время как конфликт между по преимуществу московскими группами был на максимуме, в Питере никаких собраний в формате СПБ8 по-прежнему не проводилось. Москвичи, занятые организацией Либертарного форума, сайтом СПБ8 и другими важными вопросами, этим вроде не особенно и интересовались. Правда, 5 апреля товарищ Y. (видимо, осознавая свою роль организатора) направила в рассылку запрос относительно предстоящей поездки в Афины: «ESF (европейский социальный форум) в Греции 4-7 мая ... можно было бы использовать для мобилизации людей в россию... Может ли туда поехать какой-то дельный человек из Питера, если ему помогут с оплатой дороги? Но довольно срочно нужно, так как визы скоро начнут оформляться». В тот же день наш питерский товарищ J. (участник СПБ8) ответил, что мог бы поехать — и получил следующий ответ: «Хорошо бы чтобы питерская часть сети все же делегировала человека ... так не годится: получается что мне направляют какие-то письма, а я должна кого-то рекомендовать при том, что не знаю людей. А питерское представительство важнее всего. Желательно, чтобы человек был активным анархистом». Возможно, следует расценивать недоверие к товарищу J. со стороны товарища Y. как попытку инициировать собрание в формате СПБ8 в Питере — но нам, например, не сообщалось о том, кто именно из москвичей и на каком собрании был делегирован в Афины. Получилось, что, вопреки утверждениям о важности «питерского представительства» столичные активисты получили в отношении своих питерских товарищей некие преимущественные права? В итоге товарищ J. в Афины так и не попал. О своей поездке в Афины, без какого-либо делегирования (и, разумеется, без помощи в «оплате дороги»), я уже писал. Как и о том, что в Греции была пара товарищей из Москвы, честно агитировавших за поездку в Россию и не расположенных обсуждать то, что мы должны были делать в Питере.
В мае в Москве участниками СПБ8 была создана ещё одна, собственно московская рассылка — и тут стоит ещё раз вспомнить о консенсусе и о том, каким образом в сети на самом деле принимают решения: «spb8-msk — дискуссионный\новостной лист московских участников СПБ8 список закрыт. для подписки необходимо: 1. уже быть подписанным на spb8 at lists.riseup.net 2. проживать в москве или ближайшем подмосковье если кто-то из участников списка считает, что другой участник должен быть исключен из рассылки — он(а) пишет письмо с аргументами за отписку. далее — голосование. сроки голосования: 3 дня 'для выражения несогласия', 3 дня — для голосования, 3 дня для подсчета голосов. решение принимается простым большинством (половина +1 голос)».
К середине мая беспокойство московских товарищей по поводу недостаточной питерской активности усилилось. На 28 мая была назначена встреча СПБ8 в Питере. Участвовали в этой встрече около трёх десятков человек — но до конца выдержали только пятеро. Остальные, уставшие (!), разошлись раньше. Основным докладчиком была товарищ Y. Я рассчитывал, что удастся наконец решить, что же именно мы планируем делать 15 числа — но заинтересованности в решении ни со стороны москвичей, ни у питерских товарищей не увидел. Из обсуждавшегося наиболее важным мне показались вопросы о распределении средств, о поиске адвокатов и предварительной наглядной агитации. О плакатах и стикерах говорилось на первой половине встречи, и почти все присутствовавшие питерцы высказались в том смысле, что стикеров катастрофически не хватает, а плакаты в большом количестве не нужны. Не более двухсот-трёхсот, учитывая сложность и небезопасность их расклейки — и интенсивную работу дворников по зачистке стен. Насколько могу судить, именно после этого из Москвы было получено несколько тысяч... конечно, не стикеров, а плакатов. Кроме неудобства и малой эффективности их расклейки, замечу, что плакаты кажутся мне неудачными. Основной лозунг на них — «УПОТРЕБИТЬ ДО 14.07.06» — хорош разве что для введения в заблуждение полиции, но никак не для агитации среди жителей города. Конечно, мелочь, что канадского экс-премьера Брайана Мартина на плакате забыли заменить на новоизбранного Стивена Харпера — но на что должна была ориентировать дата 14 июля? Проще найти причину, чем смысл. День 14 июля должен был стать днём действия против восьмёрки в Европе, а плакат был сделан на основе европейского образца. Акцию в Питере решили проводить 15-го, и почему на плакате осталось 14-е, на которое в городе ничего не планировалось — вопрос риторический. Место и время, ориентирующие на участие в какой-либо акции, не указывались — из конспиративных соображений или потому, что о них до сих пор не договорились? Стадион имени Кирова, где должен был проходить 2-й РСФ, не назывался — из-за отрицательного отношения к реформистам или для того, чтобы собиравшихся на стадионе участников СПБ8 никто из увидевших плакат там не нашёл? Наконец, платформа СПБ8, набранная внизу плаката мелким плотным кеглем, явно не была рассчитана на реальный энтузиазм потенциальных читателей. К плюсам можно отнести разве что яркую цветовую палитру и контактные интернет-адреса.
Вопрос о деньгах
Возможно, кто-то из читающих этот текст пропустил многое из написанного выше и решил поскорее перейти к самому для него интересному? На самом же деле это наиболее неприятный вопрос, говорить о котором хотелось бы менее всего. Но — приходится.
Уже отмечалось, что первоначально ответственным за решение этого вопроса в Питере был товарищ Z. Именно он и получал, и распределял найденные средства. Где получал, сколько было средств и как они распределялись, неизвестно — вопрос секретный, никаких отчётов ни перед «Чёрным Альянсом», ни перед СПБ8 по этому поводу не давалось. Однако средства первоначально в Питере были. Именно на них группа питерцев смогла в феврале съездить в Киев и оттуда вернуться.
В Киеве вопрос о деньгах обсуждался. Во-первых — с точки зрения потребностей. Товарищи из Питера и Москвы говорили о финансовых ресурсах, необходимых для тех или иных проектов. Запросы выглядели следующим образом: 2200 евро на радио «Свободный голос», 1000 евро на коллектив русской Индимедии, 400 евро на инициативу «Еда вместо бомб», 100 евро на работу инфошопа «Эпицентр». Запросы ушли европейским товарищам; о реакции на них — чуть ниже. Два слова надо сказать о «Свободном голосе» как о единственном проекте, инициаторами которого были не анархисты. Радио работало в Питере с апреля 2005 года на средних волнах, радиус вещания — 100-150 километров, сначала час, потом два часа в сутки. Предполагаемая аудитория — около десятка тысяч слушателей (из шести с лишним миллионов возможных). Радио позиционировало себя как «первая правозащитная радиостанция России», учредитель — известный правозащитник-либерал Юлий Рыбаков. Я участвовал в этом проекте как ведущий радиопрограмм, записывая по 5-6 получасовых эфиров в неделю, без цезуры. Передачи войне о Северном Кавказе, анархическом и революционном движении, антиправительственных протестах, самоуправленческих инициативах, антифашистском действии и т.п. Порядка двух десятков передач посвящено было теме протестов против G-8. Распечатки можно найти в Интернете; возможно, там же будут файлы аудиозаписей в формате mp3. Деньги были нужны на оборудование для вещания в режиме прямого эфира (его предполагалось организовать во время саммита) — а также на расширение эфирного времени. Денег никаких получено не было; в июне радио столкнулось с серьёзными финансовыми проблемами, из-за которых после завершения саммита проект приостановлен. Все остальные проекты, на которые запрашивались деньги, если и не являются полностью анархическими, то, по крайней мере, были инициированы людьми, позиционирующими себя как анархисты. Деньги, разумеется, запрашивались не у фондов и грантодателей, а у товарищей по движению.
Во-вторых, в Киеве были обсуждены каналы, по которым требующиеся средства могли бы быть перечислены. О принятой в итоге схеме перечисления говорить не буду — но в силу не вполне понятных для меня причин эта схема не сработала. Вернее — сработала не так, как предполагалась, потому что какие-то деньги перечислялись и получались. Но до Питера стали доходить всё хуже — особенно тогда, когда действительно понадобились. Несколько цитат из писем товарища Z. 28 марта: «Деньги — не проблема вообще» (деньги есть). 12 мая: «Деньги мы найдём» (деньги будут). 23 мая: «Надо выделить деньги юридической группе — на адвоката» (деньги нужны). 3 июня: «Я готов на себя взять часть работы — например, по вписке... Но только тогда, когда до нас дойдут какие-то деньги» (денег нет). Это чем-то напоминает историю о корсиканском чудовище, высадившемся в бухте Жуан — и в итоге оказавшемся Его Величеством, ожидаемым в родном Париже.
В отличие от товарища Z., ещё в марте позволявшего себе говорить о том, что «деньги — не проблема», ни я, ни мои ближайшие товарищи по Питерской Лиге Анархистов никаких денег СПБ8, кроме ушедших на оплату четырёх плацкартных билетов в Киев и обратно, до конца июня вообще не видели. В русскоязычной рассылке СПБ8 бюджет сети не обсуждался, собрания питерской части сети не проводились. Поэтому для меня было достаточно неожиданным известие о том, что международная сеть «Диссент» 21 мая приняла решение выделить 1000 фунтов на инфраструктуру СПБ8 и 300 фунтов коллективу русской Индимедии. Это была первая конкретная сумма, о выделении которой мы узнали, за несколько дней до того, как на питерской встрече СПБ8 товарищ Y. делала отчёт о деньгах. Слушателей у неё было немного — вопрос стоял в конце повестки, и к моменту его обсуждения почти все питерцы уже разошлись. Товарищ Y. сказала, что деньги от сети «Диссент» в Москве ещё не получены, но какие-то средства у москвичей есть. Исходили из суммы в 6.000 $. Было сказано, что москвичи готовы предоставить часть этих средств Питеру, если им будет дана смета предполагаемых питерцами расходов. На вопрос о смете московских расходов товарищ Y. выразила готовность их подсчитать, получилось порядка 3.600 $ (включая, между прочим, расходы на спецвыпуск журнала «Автоном» — расходы на него сравнительно с общими были незначительны). Свидетелями нашего разговора были несколько товарищей из питерской СПБ8. Я предложил передать в Питер, по возможности скорее, хотя бы 2.000 $, возражений это не вызвало, на чём это единственное в своём роде питерско-московское коллективное обсуждение бюджета СПБ8 и завершилось. Легко догадаться, что 2.000 $ в ближайшее время мы не получили. Зато недели через четыре нам прислали 500 евро!
Первоначально мы думали, что это — на анархическую атрибутику, находя сумму слишком большой. Впоследствии выяснилось, что некоторые москвичи никаких денег питерцам больше передавать и не собирались. Видимо, выделение было утверждено тем же «консенсусом СПБ8», что и расходы московских товарищей. Но консенсусом ли? На следующий день я задал вопрос о деньгах члену оргкомитета РСФ москвичу товарищу X., с которым записывал эфир против G-8 на «Свободном голосе», и услышал в ответ, что денег сети «Диссент» в Москве нет до сих пор (разговор происходил уже в июле), что 500 евро были адресованы вовсе не нам, питерцам, а минчанке товарищу D., что мы должны деньги ей вернуть, что решение о возможной трате этих денег нами вправе принимать только общее собрание питерской СПБ8 и что если это собрание не будет проведено, деньги следует переслать в Германию для расходов на протестную кампанию 2007 года. Оказалось, правда, что адресат был указан на конверте с деньгами — и им была вовсе не товарищ D. — но общее собрание по развёрстыванию суммы в 500 евро мы всё же провели и расходы утвердили. Непонятно, правда, почему товарищ D., по мнению товарища X., имела право тратить деньги без санкции общего собрания, а мы — нет? О правах же москвичей на распоряжение средствами СПБ8, думаю, не стоит уже и говорить.
Уже в июле, за несколько дней до саммита, выяснилось, что полученная нами из Москвы сумма не была последней. Дальнейшее имеет уже не только финансовый, а и околоюридический характер и касается истории с адвокатами. Но перед тем, как в неё углубится, завершу тему — после саммита и отъезда москвичей какое-то, неизвестное мне, количество оставшихся денег было отдано ими товарищу Z., который в Германию деньги отнюдь не передал, а вновь распоряжается ими единолично, без какой-либо отчётности, периодически выделяя ту или иную сумму на оплату юристов, на билеты домой для арестованных иногородних товарищей, на компенсацию расходов на телефонные переговоры активистов во время саммита и тому подобные нужные и полезные вещи. Больше о судьбе денег СПБ8 ничего существенного мне не известно.
История с адвокатами
Понятно, что проведение протестных акций во время саммита предполагает возможность арестов, и к этому следовало готовиться. Нужно было искать своих адвокатов заранее. Первый раз конкретное решение вопроса предложила товарищ Y. 12 мая: «Говорила с адвокатом, рекомендованным Маркеловым. Человек мне понравился, связан с правозащитниками, готов говорит работать в горячие дни 24 часа в сутки, может изучить законодательство об иностранцах. Но расценки его коллегии — 4 тыс. руб. в сутки и нужна вписка. Может кто-то найти другой вариант в Питере?» Ей немедленно ответил товарищ Z.: «Не надо ничего другого искать». У меня во время этой переписки были проблемы с компьютером, программа Outlook Express работала только на приём почты. Тем не менее, если бы речь об адвокате шла в вопросительной форме, я нашёл бы способ ответить, но тут: «не надо ничего другого искать». Не надо — значит, не надо. А на самом деле было надо! Даже если бы понравившийся товарищу Y. адвокат Сызганов Василий Васильевич и оказался таким, каким он в её письме описан (увы, не оказался) — нужны были и другие защитники, о чём легко было догадаться. Потому что ясно, что один адвокат просто не в состоянии вести дела десятков задержанных.
28 мая на питерской встрече вопрос об адвокате был затронут ещё раз — действительно, есть ли необходимость везти адвоката из Москвы и не проще ли найти адвоката в Питере? Я обещал выяснить это через адвокатское бюро Ю.М.Шмидта, одного из наиболее известных адвокатов в России. Помощник Шмидта посоветовал мне обратиться к своему знакомому. В результате питерский адвокат Ренат Гусманов согласился вести защиту тех, кто возможно будет задержан, за вдвое меньшую плату, чем Сызганов (2000 рублей в день) и, кроме того, готов был подключить к работе бригаду своих коллег — на тех же условиях (исходя из соображения, завершающего предыдущий абзац). Единственным его условием была предварительная оплата. За четыре дня возможной работы адвоката надо было заплатить 8000 рублей, подключение к делу других защитников и оплата их работы могли быть произведены позже, по мере возникновения в этом необходимости. Разговор шёл в начале июня. Легко вспомнить, что денег на тот момент у нас не было вообще. Я обещал ответить Гусманову в течении двух-трёх дней. Однако телефонный разговор с товарищем Y. (которая, видимо, уже уверила себя, что «не надо ничего искать») свёлся к попытке убедить меня в том же — «московского адвоката достаточно». Убедить не получилось. Ни мне, ни кому другому из питерцев была непонятна необходимость везти в город московского адвоката, который берёт вдвое больше, чем питерские. Тем более, что заниматься делами по задержаниям после окончания саммита адвокат из Москвы вряд ли будет. Плюс — понимание того, что защитник потребуется не один. В итоге выяснять отношения по этому поводу товарищу Y. пришлось не только со мной, но и рядом других питерских товарищей. Мы, собственно, настаивали не столько на ненужности столичного адвоката, сколько на необходимости подключения местных. Однако ничего не добились — до тех пор, пока в Питере не начались аресты анархистов. К моменту арестов у нас не было средств на защиту. Не было уже и договорённости с адвокатом Гусмановым — мне пришлось позвонить ему, извиниться и сообщить, что денег на предварительную оплату получить не удалось. Это происходило в июне, до получения нами 500 евро. Может показаться, что получение указанной суммы изменило ситуацию — но как? Не стоит забывать, что эти деньги предполагалось истратить на другие цели, а адвокат из Москвы всё же должен был приехать.
Первый арест наших товарищей произошёл 8 июля, днём, в субботу, на рынке у метро «Удельная». С юридической точки зрения задержание было совершенно неправомерно, его действительной причиной были обнаруженные при личном досмотре листовки Питерской Лиги Анархистов, но милицейские рапорта, разумеется, обвиняли товарищей в «мелком хулиганстве». О случившемся мы ничего не знали до вечера следующего дня (у товарищей не было мобильных телефонов). Утром в понедельник начали привлекать к защите питерских адвокатов, пришлось ещё раз звонить Гусманову — у которого на этот день, вследствие отсутствия предварительного соглашения, были запланированы другие дела. Гусманов за защиту всё же взялся, деньги мы одолжили сами у себя (из суммы, остававшейся от 500 евро). Но на рассмотрение дел 10 июля наш адвокат уже не успел. Двух товарищей осудили по клеветническому обвинению на 10 суток административного ареста. В тот же день была проведена и милицейская операция по разгрому «Чёрной коммуны» — квартиры, снимавшейся другим нашим товарищем по Питерской Лиге Анархистов. «Разработка» квартиры завершилась задержанием ещё 11 человек. Шестеро из них (в том числе два германских товарища и швейцарец, участвовавшие в международном велопробеге против G-8) получили по 10 суток ареста, двое — по 15 суток. Дела пятнадцатисуточников рассматривались 10 июля и ещё без адвокатов, остальных защищали 11 и 12 июля Ренат Гусманов и его питерский коллега Михаил Заляпухин, давший, между прочим, интервью германскому радио и телевидению. Приговоры, как и в предыдущем случае, строились на клеветнических обвинениях в «мелком хулиганстве», на захваченной, разгромленной и разграбленной ментами квартире (сумма материального ущерба — более 20 тысяч рублей) была устроена засада — звонивших туда товарищей приглашали зайти, уверяя, что «всех уже выпустили».
Узнав об арестах, товарищ Y. решила, что деньги на питерских адвокатов всё-таки надо выделить. Требовавшаяся (в минимально необходимом размере) сумма была передана нам товарищем D. 11-го числа.
Адвокат Сызганов приехал из Москвы 13 июля — и тут же заявил, что условия размещения в Питере его не устраивают. По моей просьбе Сызганов посетил группу арестованных анархистов в тюремном изоляторе на Захарьевской улице — после чего сообщил, что чувствуют они себя нормально. А поскольку, по мнению адвоката Сызганова, никакими обжалованиями вынесенных судами постановлений заниматься не следовало, он с арестованными на эту тему говорить не захотел. На вопрос, собираются ли арестованные обжаловать постановления суда, ответил, что не собираются. Как выяснилось впоследствии от самих арестованных, Сызганов солгал. Утром 16 июля московский адвокат Сызганов был встречен мною около 28 отдела милиции, куда была доставлена международная группа из 36 анархистов, задержанных за символическое перекрытие Невского проспекта у гостиницы «Рэдисон». Чем он там занимался — мне неизвестно. В тот же день Сызганов из города уехал, в подборе эпитетов к поведению указанного персонажа читатель может упражняться самостоятельно. Как товарищ Y. после этого выясняла вопрос об оплате трудов Василия Васильевича — сказать не могу. Возможно, собранные на адвоката-провокатора деньги были заплачены в коллегию авансом?
Насколько я знаю, постановления суда по большинству из задержаний не оспаривались и с формально-юридической точки зрения имеют законную силу. Таким образом, правовая поддержка анархистов, подвергшихся репрессиям со стороны властей во время саммита, оказалась наполовину провалена. Наполовину — поскольку кое-что удалось всё же сделать питерским адвокатам (иностранцев по «Рэдисону», в частности, защищал адвокат Лапин, найденный через Гусманова). Плюс — поскольку наша группа, задержанная за проведение антивоенного пикета на Невском 16 июля, продолжает оспаривать в суде правомерность вынесенных в отношении нас обвинительных постановлений. И учитывая почти безупречную работу межгородской группы юридической поддержки Legal Team — в составе которой, правда, не было ни одного анархиста. Были там «стремящиеся к власти» троцкисты — ои-то и поддерживали с нами регулярный контакт, в ряде случаев оказав существенную помощь. За что им и благодарность.
Возможно, что кому-то из анархистов вся эта юридическая возня покажется совершенно бессмысленной: «Нужна не Legal Team, а Il-legal Team!». В Питере, по крайней мере, такое отношение к проблеме достаточно распространено. Я его не вполне разделяю (думаю, одно другого не исключает), но дело не в этом, а в том, что люди, взявшиеся за решение рассматривавшегося вопроса в Москве, решению этому мало помогли — скорее помешали. Зато настоящие сторонники Il-legal Team имеют теперь все моральные основания для выяснения отношений с гражданином Сызгановым.
Действия и настроения анархистов Питера накануне саммита
Не следует думать, что основным состоянием питерских анархистов является хроническая апатия. Правда, такое впечатление может сложится не только у читателей московских изданий, но и у товарищей, подписанных на рассылку СПБ8, большинство сообщений в которую из Питера исходило от одного человека. Но виртуальная активность не совпадает с реальной. Кроме того, активность и организованность — разные вещи, и в Питере сейчас не хватает скорее второй, чем первой. И по имеющемуся опыту, и по количеству акций, и по числу их участников анархисты Питера в общем не уступают своим московским товарищам. Дам небольшой перечень на конец зимы — начало весны 2006 года, не являющийся, разумеется, полным:
- 17 января — семинар «Анархизм и самоорганизация»
- 22 января — акция памяти жертв Революции 1905 года
- 3-4 февраля — XIV конференция питерской группы АДА
- 19 февраля — атака нацистского сборища в клубе «Космонавт»
- 23 февраля — участие в митинге памяти жертв депортации вайнахских народов
- 24 февраля — участие в митинге против принудительной воинской службы
- 4 марта — участие в митинге против реформы ЖКХ
- 10 марта — антифашистcкий пикет у Смольного
- 12 марта — антифашистcкий пикет на пл.Мужества
- 18 марта — акция в Кронштадте памяти восстания 1921 года
- 23 марта — акция в поддержку антиправительственных выступлений во Франции
- 25 марта — Антифашистский марш
- 26 марта — графитти-атака против белорусского консульства
К этому надо добавить еженедельно проводящиеся пикеты Антивоенного комитета, акции инициативы «Еда вместо бомб», семинары Вольного Университета, Советы Питерской Лиги Анархистов и собрания группы «Панк-возрождение» и раз в две недели — собрания Антифашистской ассоциации. Плюс антифашистские рейды, расклейка листовок и стикеров, выпуск газет и журналов, поддержка сайтов, программы «Свободного голоса» и прочее. Разумеется, по сравнению деятельностью анархистов Италии, Греции или Каталонии наша работа скромна — но для России анархическая активность в Питере значительна. Сопоставима только Москва — однако контакты и связи с москвичами были затруднены практически всегда; движение в Москве и Питере формировалось автономно друг от друга, периодически пересекаясь, но никогда не соединяясь полностью. И если коллектив русской Индимедии (в котором есть и москвичи, и питерцы) действует более-менее согласованно, то между многими участниками Питерской Лиги Анархистов и членами московского «Автономного действия» никогда не было избыточного взаимопонимания. Возможно, это различие несколько нивелируется сменой поколений, происходящих в анархическим движении России — но это вопрос спорный: так или иначе, не вполне по-анархически выглядящие элементы межрегиональной конкуренции имеют место.
Теперь приложим эту теорию к практике: восьмёрка встречается под Питером, а московские анархисты, действуя так, как будто никакого Питера и не существует, организуют у себя Либертарный форум (разумеется, не спрашивая согласия у питерцев), оттягивают на него необходимые для протеста ресурсы — и при этом предполагают, что это должно нами только приветствоваться! Под ресурсами имеются ввиду не только деньги, но и действия, на которые они направляются. Скажем, плакаты или журналы можно делать и Москве, и в Питере — при этом и их содержание, и их себестоимость не будут одинаковыми. Чисто теоретически эти вопросы можно согласовывать на межгородском уровне, но это непросто и требует времени, практика оказывается иной. Ещё пример — вопрос с размещением приезжающих в Питер товарищей. Питерцы ищут помещения для ночёвки — а деньги находятся у москвичей, которые собираются их выделять — по смете? И собрались ли в результате? Если да — насколько оперативно и охотно? Разумеется, когда кому-то в Москве требовалось истратить ту или иную сумму, этот вопрос решался без обращения в Питер. И дело тут, на мой взгляд, не в нашей болезненной мнительности, а своего рода синдроме централизации, «стягивании одеяла» на себя столичными жителями. Представим на минуту, что саммит планировался бы в Москве — и московские товарищи ощущали бы не только необходимость протестных акций, но и свою ответственность за них. А преимущественную позицию по связям и контактам с международным движением имели бы анархисты из какого-либо другого города — и использовали бы такое положение для акций у себя, в ущерб московским (поскольку ресурсы ограничены). Как это следовало бы воспринимать? Когда товарищ L., живущий в Москве, выражал недоумение и даже недовольство тем, что никто из питерцев не приехал на Альтернативный форум, у меня не было нормативной лексики для того, чтобы на это реагировать. У нас не хватает средств, надо делать атрибутику, десять товарищей под арестом, необходимо работать с адвокатами, нужно искать помещения для ночёвки приезжающих в Питер, требуется агитационная кампания, работа на радио — а с акциями, намеченными на 15 и 16 июля, ни черта не определено, людей катастрофически мало — и тут меня спрашивают, почему мы не поехали в Москву! — Но в Питере же есть несколько десятков человек? Неужели никто не мог приехать? — Да если бы их было и несколько сотен, работы здесь от этого не стало бы меньше!
В июле питерцы продолжали программу медицинских тренингов (до этого наши товарищи ездили по этой линии во Львов), занимались оборудованием под возможные ночёвки нового сквота в Шлиссельбурге, покупали палатки, рисовали граффити, носили передачи арестованным товарищам, занимались изготовлением атрибутики для планируемых акций и расклейкой плакатов и обсуждали вопрос о том, что же всё-таки делать 15 числа. На XV конференции питерской группы Ассоциации Движений Анархистов было решено, что если реформистская демонстрация в этот день будет, формировать в её колонне самостоятельный «чёрный блок». В случае же запрета демонстрации властями и отказа реформистов от её проведения (что впоследствии и произошло) — делать отдельную анархическую манифестацию. Но при условии, что число её участников будет не менее сотни — и только вместе с анархистами из других городов и стран. Для этой демонстрации готовилась соответствующая атрибутика, её предварительный маршрут был определён от зоопарка в направлении площади Революции (с возможностью разумных изменений, которые могли бы быть предложены иногородними товарищами), по времени она должна была начаться чуть позже акции КПРФ (которая предполагала выдвигаться от концертного зала «Октябрьский» в другом районе города). В условиях полицейского террора такая акция была рискованной — но мы готовы были идти на этот риск. Оставалось договориться с приезжающими товарищами.
Разговор глухих: блокада и «розовый блок»
13 июля в Питер прибыла большая международная группа участников киевской встречи. Правда, далеко не все москвичи были расположены обсуждать подробности предстоящих акций. Однако собрание в Ленинградском Дворце Молодёжи (где проходили встречи левореформистского Фонда имени Розы Люксембург и одна из аудиторий которого была предоставлена организаторами РСФ анархистам) оказалось достаточно многочисленным — до 50 человек. Возможно, слишком многочисленным — поскольку за несколько часов обсуждения договориться ни о чём не удалось. После того как нас попросили покинуть аудиторию, конспиративное мероприятие переместилось из зала (с возможной прослушкой) на открытый воздух (в полусотне метров от анархистов, обсуждавших свои секретные планы, прогуливались сотрудники спецслужб в белых рубашках, осуществляя наружное наблюдение). Определить место и форму акции 15 июля в таких условиях было действительно немыслимо. Поэтому договорились отложить решение вопроса на следующий день. Подготовка, начатая чуть ли ни за год до саммита, не особенно продвинулась вперёд за это время — но на решающий рывок оставалось ещё 24 часа. 13-го июля договорились только о том, что утром 14 пройдёт — в суженном составе — встреча представителей аффинити-групп. Определено было место и время этой встречи — утром, на станции метро «Чкаловская».
На утренней встрече из питерских анархистов был только я, москвичей тоже было немного, и основное обсуждение предстоящей акции велось между иностранными товарищами. Но, поскольку помимо анархистов на секретную встречу пришёл кем-то извещённый о ней товарищ W. из питерской организации Авангарда Красной Молодёжи, первой темой стала возможность его участия в проводившемся собрании. Я знаю W. более полутора лет, он человек честный, антифашист, симпатизирует анархическому движению. У меня лично его присутствие возражений не вызвало. Но в силу не столько идеологических, сколько организационных соображений (АКМ — сталинистская организация) W. после довольно продолжительного разбирательства было предложено собрание покинуть. Ключевыми словами дальнейшего двухчасового обсуждения стали два — «блокада» и «розовый блок». Не знаю, насколько товарищам из других стран было ясно, что создать реальные сложности для проведения саммита при имеющихся у нас силах — и мерах безопасности, предпринятых властями — представлялось практически нереальным. Но если нельзя толком заблокировать блокировщиков (по аналогии с экспроприацией экспроприаторов), то что же можно было — и стоило бы — заблокировать? Идея анархического протеста в форме блокирования городских улиц мне лично казалась просто идиотской — в течении подготовки и проведения встречи восьмёрки тем же самым занимались власти, перекрывшие множество ведущих в город и находящихся в нём коммуникаций. Значительная часть населения Питера прежде всего этим блокированием и была озлоблена (неудобства, испытываемые лично, обычных людей раздражают больше, чем массовые убийства за тысячи километров от них). С точки зрения положительного резонанса в городе стоило бы проводить скорее не блокаду, а акции по её прорыву (не говоря уже о чисто исторических ассоциациях с блокадой города нацистами во время второй мировой войны). Никакой положительной реакции на эти мои соображения я не услышал — и, как выяснилось чуть позже, отказываться от привычной стратегии никто не собирался — 16 июля была предпринята акция по блокированию Невского проспекта. Разумеется, блокада эта продолжалась считанные минуты и была символической — символизируя, между прочим, не только решительность тех, кто в ней участвовал, но и отсутствие контакта между участниками акции и жителями города.
В вопросе о необходимости шутовской демонстрации «розового блока» моё негативное к этой стилистике отношение может считаться скорее субьективным. Тем не менее мне не кажется, что сложившаяся в мире, и в России в частности, ситуация должна ориентировать нас на безудержное веселье. Возможно, дополнительную роль тут сыграл фильм «Три товарища», посвящённый войне в Чечне, который я смотрел незадолго до описываемого обсуждения, возможно — войны в Ираке и на Ближнем Востоке, имеющие прямое отношение к встрече восьмёрки. Чтобы почувствовать уместность и моральную безупречность шутовских демонстраций, их участникам, как мне кажется, стоило бы представить себя не на европейских площадях, а, скажем, в зимнем палаточном лагере для беженцев, в Грозном во время бомбёжки, в Бесланской школе номер 1 — или просто на кладбище в момент эксгумации трупов, руки которых связаны колючей проволокой. Войны, в ходе которых правительствами восьмёрки убиты за последние годы сотни тысяч человек, меня лично к клоунским театрализованным акциям совершенно не располагают. Но, в конце концов, я не пытался настаивать на возражениях против «эстетики комического». Если кто-то считает действия «армии клоунов» не только уместными, но и приоритетными для протестов, он имеет на это право: в основе анархического движения лежит принцип разнообразия тактик. Мы собирались не для того, чтобы его пересматривать — нашей задачей было определение прежде всего места и времени выступления. Основной бедой разговоров про «розовый блок» утром 14 июля оказалась его беспредметность — место и время действия весёлых «розовых» определены не были, точно также как и предстоящие «скучные» акции «чёрных». Собрание завершило работу, не договорившись даже о месте и времени следующей встречи — несколько часов были убиты впустую.
Пока мы муссировали тему «розового блока», на стадионе открылся реформистский РСФ. Меня лично интересовала работа прежде всего антивоенной секции, поэтому я отправился туда. К сожалению, постоянное нервное напряжение и неуверенность в том, не окажемся ли мы заблокированными на стадионе вплоть до окончания саммита (а такие слухи распространялись среди участников РСФ с самого начала) сделали полноценную работу затруднительной. Особенно для тех, кто, предполагая своё участие в акциях, не горел желанием оказаться среди заблокированных. Возможно, эта причина (совмещённая с тщательным личным досмотром ментовскими кордонами на входе) помешала многим европейским товарищам поучаствовать в широкоформатном обсуждении множества социальных проблем, рассматривавшихся на РСФ — чуть ли ни треть находившихся в эти дни в Питере анархистов даже и не пыталась попасть на стадион. Но кое для чего и стадион пригодился. Например, для пресс-конференции СПБ8. Или для того, чтобы находившиеся на нем товарищи договорились о следующей встрече в анархическом кругу — на вечер 14-го. Насколько я помню, вопрос мы решали с товарищем L. Решили, договорившись о встрече на платформе пригородного поезда станции «Старая Деревня». Место предложил я — исходя из того, что неподалёку оттуда в лесу размещался палаточный лагерь «Панк-возрождения» — и некоторым из живших в нём это позволило бы участвовать в решении вопросов, их касающихся. Увы — произошла накладка — на том же месте и в то же время панки назначили своё собрание! Кроме того, большинство питерских панков на собрание это пришло вовремя и в своём обычном виде (с обывательской точки зрения весьма экзотическом). А вот многие из участников утренней встречи на вечернюю опоздали — ждать потребовалось минут тридцать. Разумеется, за это время успели появиться казённые «наблюдатели» в белых рубашках — и в итоге нам пришлось уходить от них через пригородные кусты, рассыпным порядком. Ушли в последний момент. Никого не арестовали, но, когда спустя ещё полчаса я проходил мимо места провалившейся «стрелки», там стоял автобус с двумя десятками омоновцев.
В этих условиях было определено новое место собрания — площадь Революции. Собрание — какое по счёту? Третье? Или, считая вчерашнее за два и проваленное предыдущее — уже пятое? Питерцев опять почти нет, но в остальном состав вполне представителен. До наступления дня акции — несколько часов. Общее решение о том, что же именно делает завтра СПБ8, всё ещё отсутствует. В ходе обсуждения европейские товарищи по-прежнему упирают на желательность блокады (прозвучала тема гостиниц, в которых размещался вспомогательный аппарат восьмёрки), но ни места, ни времени не называется. Зато конкретное предложение выдвинула товарищ Q., организатор «розового блока» — её группа планировала театрализованную манифестацию на Васильевском острове — с моей точки зрения, не самом лучшем для этого месте. Людно — плюс, но высок риск попасть в полицейское оцепление, а единственный объект, как-то связанный с восьмёркой — увы, лишь «Макдональдс»! Не помню, была ли идея товарища Q. озвучена до или после того, как я изложил собравшимся товарищам предварительный план действий, принятый на питерской конференции (с местом и временем предполагаемого завтрашнего сбора). В комплексный сценарий вполне вписывались и прогулка клоунов, и «скучная» демонстрация, и даже символическая блокада здания представительства президента РФ. Убедительных возражений план этот не встретил — но разговор опять начал ходить по кругу. Ближе к полуночи стало ясно, что решения нет. Товарищ L. предложил констатировать, что об акции на 15 июля говорить уже невозможно. Следующее место собрания назначено не было — но после всего вышеописанного меня это уже не особенно и интересовало. На 15 июля акцию мы сделать не смогли, но зато теперь я знал, что буду делать 16-го: воскресенье в Питере традиционно является днём антивоенного пикета. До вечера 14 июля казалось, что на этот раз пикет (который, разумеется, власти из-за саммита запретили) либералы с троцкистами будут проводить уже после нашего ареста — а вышло иначе.
Как согласовывались мероприятия блокады и «розового блока» на следующий день, не знаю. Известно, что товарищ Q. свой план в значительной степени реализовала. Причём привлекла к нему большую группу панков — не только московских, но и питерских. Европейские сторонники тактики блокирования тоже провели акцию, получившую основательный резонанс. И на наш антивоенный пикет, за шесть с лишним лет нечасто выходивший из информационной изоляции, обрушилась целая лавина журналистов — это была единственная акция 16 июля, о которой открыто оповещалось заранее. Но были ли эти «блестящие акции» результатом обсуждений и консенсусных решений? Насколько солидарными оказались наши действия? Такое впечатление, что каждая группа просто реализовала свои «домашние заготовки». Не очень-то и желая с кем-либо их согласовывать. Обсуждения 13-14 июля похожи на диалоги глухих.
К вопросу о двух категориях
Был такой фильм позднесоветский «Игла», известный прежде всего благодаря Виктору Цою. А в фильме — произнесённая Цоем фраза: «Люди делятся на две категории: кто-то сидит на трубе, а кому-то нужны деньги». Если отбросить трубу (поскольку речь идёт не о бюджете РФ) и обратить внимание на то, на какие категории сами собой разделились участники летних анархических протестов в Питере, обращает на себя внимание именно неважная совмещаемость тех, кто распределял протестный бюджет и планировал акции, с теми, кому в итоге пришлось сидеть. Причём замечание это ни в коей мере не касается европейских товарищей — они-то как раз и в планировании участвовали, и за акцию у «Рэдисона» сели под арест. А вот с россиянами, прошу извинить за такое выражение, вышло иначе.
Многочисленной полиции, производившей массированные задержания, не удалось схватить никого из наиболее часто упоминавшихся мною ранее по разным поводам товарищей (ни X., ни Y., ни Z., ни L., ни Q.) Кое-кто из них, между прочим, к моменту проведения «серии блестящих акций» уже покинул город: их ждала работа в другом месте. Не все, конечно — некоторые стойкие организаторы остались до конца, помогали потом арестованным. Разумеется, я понимаю, что обвинять людей только в том, что они живы и на свободе — некорректно. Но, с другой стороны, не очень-то корректна и излишняя осторожность некоторых сестёр и братьев, которые, активно участвуя в заваривании протестной каши, потом, в решающий момент, предпочли аккуратно отойти на обочину. Да, они были нужны на свободе, очень нужны. Они не только помогали защите, но и работали с прессой, пытаясь привлечь внимание к террору со стороны властей. И всё-таки «неприятный осадок остался»; несмотря на декларируемое в наших рядах равенство некоторые получились равнее других.
Кроме уровня чисто личного, прослеживаются и ещё два — организационный (о котором мы почти уже забыли) и региональный (конечно же, по оси «Питер-Москва»). Возможно, моя информация не является полной, но из участников коллектива русской Индимедии был арестован лишь один человек — при этом не являющийся жителем России. В группе «Индивидео» потерь вроде бы вообще не было. Ну ладно, допустим, что это немногочисленные и ориентированные прежде всего на журналистику товарищества и повышенный уровень их безопасности спишем на специфику работы. Но вот — крупнейшая, по всей видимости, анархическая федерация страны «Автономное действие» — сколько её активистов было задержано в Питере? Как ни странно, не могу вспомнить ни одного — может, товарищи помогут? Возможно, кто-то из автономов был схвачен вечером 16-го, во время акции «розового блока»? Пока же пара обратных примеров. Один из активистов московского «Автономного действия» товарищ U., перебравшийся в феврале 2006 года в Питер, проявлявший здесь значительную активность и в июне взявший на себя обязательства по контактам с приезжающими в город иностранными товарищами, из города в наиболее критический момент уехал. Этот отъезд в Москву — через пару дней после арестов, произведённых при разгроме «Чёрной коммуны» — объяснялся, насколько я понимаю, исключительно «психологическими» причинами и мне лично кажется не вполне этичным.
Другой эпизод связан с проведением антивоенного пикета 16 июля. Мы встали в цепь, развернув транспаранты «Свободу Чечне!», «Ирак, Афганистан, Кавказ. Встреча лидеров G-8 — сговор убийц и их пособников», «Смерть фашизму!» и «Когда президенты нажрутся земли?». Пикетчиков было около полутора десятков. Задержали нас не сразу — до появления милицейского автобуса прошло не меньше 10-15 минут, на протяжении которых пикет усиленно обрабатывался журналистами. Я держал один из матерчатых транспарантов, слева от меня стояли двое автономов (один полноправный член АД, другой — его активный сторонник, распространяющий в Питере газету «Ситуация»). Один из адэшников держал в руках левый край транспаранта — до того момента, пока журналисты не обратились к нему с вопросом: «А не опасаетесь ли Вы задержания?». Вопрос явно смутил товарища, ничего вразумительного он ответить не смог. Тогда журналисту начал отвечать я — и вдруг почувствовал, что левый край транспаранта, никем более не удерживаемый, развевается по ветру — автономы, видимо, задумались о том, что последствия задержания могут быть для них неприятными, и покинули пикет. Через три-четыре минуты менты затолкали в свой автобус оставшихся пикетчиков — трёх троцкистов, двух левых либералов и семерых анархистов (в том числе четверых участников ПЛА). Рассмотрение нашего дела шло, разумеется, без адвокатов — найденный нами питерский защитник Лапин был занят на более серьезных делах по «Рэдисону», а адвокат Сызганов в это время, похоже, уже паковал вещи к отъезду.
Я не считаю себя особенно пострадавшим. Задержание и последовавшая за ним «судебная» процедура продолжались менее шести часов, менты первоначально вели себя подчёркнуто корректно — и в итоге нам даже вернули атрибутику. Обвиняли пикетчиков — возможно, из-за множества журналистов, бывших свидетелями задержания? — не в «хулиганстве» или «неповиновении», а лишь в нарушении правил проведения публичных акций. Арест по этой статье не предусмотрен, и в тот же вечер мы были на свободе. Как нам казалось, всё должно было быть гораздо хуже. Но, надеюсь, никто не думает, что процесс задержания доставил нам удовольствие.
Получилось, что репрессии во время саммита оказались существенно слабее, чем превентивный террор. Максимальное время под арестом провели взятые на «Чёрной коммуне». По пятнадцать суток получили наш товарищ по Питерской Лиге Анархистов J. (которому в своё время москвичи не доверили поездку в Афины) и анархист из Ростова. Германцев, осуждённых на 10 суток, до истечения срока депортировали из России. Швейцарец и ещё два иногородних товарища из России, получившие столько же, отсидели до конца. Долго не удавалось добиться освобождения несовершеннолетнего парня из Петрозаводска. Гораздо более многочисленная группа в основном иностранных товарищей, осуждённая по «Рэдисону», получила значительно меньшие сроки ареста — не более трёх суток. Вопрос — был ли по итогам связанных с саммитом событий осуждён кто-то из московской группы СПБ8? На выходе получается, что столичные координаторы и планировщики анархических протестов в рамках сети под репрессии практически не попали. И, наоборот — из общего числа участников не особенно многочисленной Питерской Лиги Анархистов большинство было задержано и осуждено. Кто-то сидит, а кому-то нужны деньги.
Некоторые итоговые соображения
Надеюсь, что никто из тех, чьи интересы так или иначе оказались затронуты этим текстом, не обидится на критику. Действительно, не ошибается лишь то, кто ничего не делает, а связанная с саммитом кампания проходила в достаточно нервной и напряжённой обстановке — что, конечно, затрудняет подведение её итогов и не всегда делает возможными однозначные оценки. Всегда проще судить о чужих ошибках после того, как они были совершены — чем о своих и до того, как дело сделано. И тем не менее ошибки надо учитывать, а недостатки — исправлять. Надеюсь, что участники предстоящих анархических акций — и, в частности, те, кто предполагает летом 2007 года участвовать в протестах в Германии — учтут и примут к сведению хотя бы часть того, что здесь было сказано.
При подготовке протестов практические рекомендации с моей стороны могли бы выглядеть так:
- стараться избегать взаимной конкуренции между группами, не увлекаться провозглашением новых организационных структур и налаживать более эффективную взаимопомощь между уже действующими федерациями;
- ответственнее относиться к принимаемым коллективным решениям (и в смысле их исполнения, и при определении стратегических целей);
- избегать централизации и решений, принятых голосованием по мажоритарной системе;
- в большей степени учитывать локальную специфику, в том числе с точки зрения социальной проблематики;
- по возможности устанавливать взаимодействие с другими, неанархическими, протестными силами — во всех случаях, когда это не противоречит анархическим принципам;
- не преувеличивать степень необходимой секретности и в ситуациях, не связанных с непосредственным риском репрессий, более широко информировать друг друга о происходящем;
И ещё — на мой взгляд, делу очень могло бы помочь простое товарищеское отношение друг к другу.
ноябрь 06
Пётр Рауш, участник Питерской Лиги Анархистов (АДА/IFA)
